Мой папа Джеки Чан. Елена Романова

канат, натянутый между двух миров-светофоров. Пока Маша переходит дорогу, не балансируя, Ашам балансирует на зеленом канате, натянутом между изумрудных светил.

      Маша минует остановку или остановка минует Машу? К скамье примерзает нищий. Он уплывает в стылой пироге в царство пиров, покачиваясь на неспешных волнах и «ветрах полынных», порожденных нескончаемым потоком машин и собственным зыбким сном.

      В ангарчике «ЦВЕТЫ 24» некрасивая продавщица всю ночь не спала. В 3:13 к ней зашел прекрасный мужчина средних лет и купил все багровые розы, какие там были. Ей до сих пор грезится, что она обладает всеми багровыми розами на земле и прекрасным мужчиной средних лет, а своего – можно сдать за ненадобностью, вместе с дочерью переходного возраста и неопределенного вероисповедания.

      Еще один перекресток. Мост. Тонкая речка. Черная. Как та, что каким-то образом связана с Пушкиным. Маша не может вспомнить, каким образом Черная речка связана с Пушкиным? Но, кажется, – смертным. Вода в этой речке – никак не связанной с Пушкиным – слишком тепла, чтобы остановиться даже в минус двадцать.

      Женщина кормит уток, бросая с моста в незамерзающую воду изорванные куски нарезного батона. Птицы подхватывают белоснежное тело Христа, и тело Христа утоляет их голод. Это ли не чудо?

      – Вы не одолжите кусочек?

      Женщина протягивает все, что осталось – последнюю корочку, и Маша, разрывая ее на три, бросает как можно дальше, точно капли дождя.

      Метеоритного.

«Чудо-юдо рыба-кит»

      – Здрасьте, – удивляется Маша, потому что в букинисте вместо привычного Сани в разноколоритных вариациях древнерусской косоворотки-недельки за прилавком оказывается тощий монохромный кент нечитаемой национальности.

      – Здоро́во, – бросает кент.

      – А где Саня?

      – Болеет.

      – А ты кто?

      – Кит.

      – Чудо-рыба?

      – Чудо-юдо.

      Это да. Парень – чудо. И красивее, чем целитель Пантелеймон. Бледная кожа, черные волосы, голубые глаза. Ключицы, локти, костяшки – острые, словно обколотые. Ссадина на скуле, как помарка. Синяк на плече передает привет из глубокого выреза черной футболки. Крестик, ладанка – серебро. Кожаный браслет на запястье, червленая цепочка. Ногти – маленькие скорлупки. Тонкие царапины на тыльных сторонах обеих ладоней.

      Ниже, как отрезало. Прилавком. Ничего не видно. Львиные лапы, хвост грифона, стебли ног? Джинсы, кеды, шерстяные носки?

      – Ты учишься в нашей школе, – сообщает Маша.

      – И че?

      – Сейчас уроки.

      – И какого лешего ты тут шляешься?

      – Праздную день рождения.

      – И как компания?

      – В смысле?

      – Приятная или неприятная?

      – Это твоя?

      – У меня только президентская, через «а».

      Маша кивает, и призрак Мэрлин Монро является ниоткуда, напевая одними губами:

      – «Хэппи бездей, мистер президент».

      Маша разглядывает книги на стойке, подбирает пальцами «Детство Темы». Зеленая обложка, как газонная плитка – темная, золотое название, черный автор.

      Страница