Васса Железнова (сборник). Максим Горький

и почему-то они напомнили ему об ударах тех комьев земли, которыми люди бросали в могилу Игната, на гроб его.

      – Говорил ли тебе отец-то, что я старик умный и что надо слушать меня?..

      – Говорил.

      – Ты и слушай!.. Ежели мой ум присовокупить к твоей молодой силе – хорошую победу можно одержать… Отец твой был крупный человек… да недалеко вперед смотрел и не умел меня слушаться… И в жизни он брал успех не умом, а сердцем больше… Ох, что-то из тебя выйдет… Ты переезжай ко мне, а то одному жутко будет в доме…

      – Тетя там…

      – Тетя… она хворает… тоже недолгая она жилица на земле…

      – Не говорите про это, – тихо попросил Фома.

      – А я буду говорить. Смерти нечего бояться тебе, – ты не старуха на печи! Ты живи себе безбоязненно и делай то, к чему назначен. А человек назначен для устроения жизни на земле. Человек – капитал… он, как рубль, составляется из дрянных медных грошей да копеек. Из персти земной, сказано… А по мере того, как обращается он в жизни, впитывает в себя сальце да маслице, пот да слезы, – образуются в нем душонка и умишко… И с того начинает он расти и вверх и вниз… то, глядишь, цена ему пятак, то пятиалтынный, то сотня рублей… а бывает он и выше всяких цен… Пущен он в обращение и должен для жизни проценты принести. Жизнь всем нам цену знает, и раньше времени она ходу нашего не остановит… никто, брат, себе в убыток не действует, ежели он умный… Ты меня слушаешь?

      – Слушаю…

      – А что ты понимаешь?

      – Все…

      – Врешь, чай? – усомнился Маякин.

      – Но только – зачем умирать надо? – тихо спросил Фома.

      Крестный с сожалением взглянул в лицо ему, почмокал губами и сказал:

      – Вот этого умный человек никогда не спросит. Умный человек сам видит, что ежели река – так она течет куда-нибудь… а кабы она стояла, то было бы болото…

      – Зря вы насмехаетесь… – угрюмо сказал Фома. – Море тоже вон никуда не течет…

      – Оно все реки принимает в себя… и бывают в нем сильные бури… Так же и житейское море от людей питается волнением… а смерть обновляет воды его… дабы не протухли… Как люди ни мрут, а их все больше становится…

      – Что из того? Отец-то умер…

      – И ты умрешь…

      – Так какое мне дело, что людей больше прибывает? – тоскливо усмехнулся Фома.

      – Э-эхе-хе! – вздохнул Маякин. – И никому до этого дела нет… Вон и штаны твои, наверно, так же рассуждают: какое нам дело до того, что на свете всякой материи сколько угодно? Но ты их не слушаешь – износишь да и бросишь…

      Фома укоризненно посмотрел на крестного и, видя, что старик улыбается, удивился и с уважением спросил:

      – Неужто вы, папаша, не боитесь смерти?

      – Я, деточка, паче всего боюсь глупости, – со смиренной ядовитостью ответил Маякин. – Я так полагаю: даст тебе дурак меду – плюнь; даст мудрец яду – пей! А тебе скажу: слаба, брат, душа у ерша, коли у него щетинка дыбом не стоит…

      Насмешливые слова старика обидели и озлили Фому. Он отвернулся в сторону