Автор и герой в лабиринте идей. Андрей Аствацатуров

знал философ, что от Суини

      Не тень упала, а калека)[82].

      История, отделенная от религиозного понимания мира, замещает религию, подобно искусству и оккультизму, и сама начинает учить, открывая в событиях исторические закономерности и «исторический смысл». В результате, замкнутая на себе, она превращается в нагромождение случайных фактов. История, обозначенная в «Геронтионе» женским местоимением, уподобляется тем самым соблазнительнице[83], обманывающей человека, неспособной его приблизить к пониманию сути вещей (строки 35–48).

      В финале Геронтион готовится к смерти, которая придет не как освобождение, а как сон разума и превратит его в прах, в пассивную материю, лишенную даже способности себя осознавать. «Бесплодная земля» и «Полые люди» продолжат эсхатологическую линию «Геронтиона», которая будет преодолена лишь в более поздних текстах.

«Суини среди соловьев»: предметы и концепции

      Еще один этапный текст Т. С. Элиота – его стихотворение «Суини среди соловьев». Приведем полный текст этого стихотворения:

      Sweeney Among the Nightingales

      ὤμοι, πέπληγμαι καιρίαν πληγὴν ἔσω.

      Apeneck Sweeney spreads his knees

      Letting his arms hang down to laugh,

      The zebra stripes along his jaw

      Swelling to maculate giraffe.

      The circles of the stormy moon

      Slide westward toward the River Plate,

      Death and the Raven drift above

      And Sweeney guards the horned gate.

      Gloomy Orion and Dog

      Are veiled; and hushed the shrunken seas;

      The person in the Spanish cape

      Tries to sit on Sweeney’s knees

      Slips and pulls the table cloth

      Overturns a coffee-cup,

      Reorganized upon the floor

      She yawns and draws a stocking up;

      The silent man in mocha brown

      Sprawls at the window-sill and gapes;

      The waiter brings in oranges

      Bananas, figs and hothouse grapes;

      The silent vertebrate in brown

      Contracts and concentrates, withdraws;

      Rachel nèe Rabinovitch

      Tears at the grapes with murderous paws;

      She and the lady in the cape

      Are suspect, thought to be in league;

      Therefore the man with heavy eyes

      Declines the gambit, shows fatigue,

      Leaves the room and reappears

      Outside the window, leaning in,

      Branches of wisteria

      Circumscribe the golden grin;

      The host with someone indistinct

      Converses at the door apart,

      The nightingales are singing near

      The Convent of the Sacred Heart,

      And sang within the bloody wood

      When Agamemnon cried aloud,

      And let their liquid siftings fall

      To stain the stiff dishonoured shroud[84].

* * *

      «О горе! Мне нанесен смертельный удар!»

      Горилла Суини расставил колени,

      Трясется – от хохота, вероятно.

      Руки болтаются; зебра на скулах

      Превратилась в жирафьи пятна.

      Круги штормовой луны к Ла-Плате

      Скользят, озаряя небесный свод.

      Смерть и Ворон парят над ними.

      Суини – страж роговых ворот.

      В дымке Пес и Орион

      Над сморщившейся морской пустыней;

      Некая дама в испанском плаще

      Пытается сесть на колени Суини,

      Падает, тащит со столика скатерть —

      Кофейная чашечка на куски;

      Дама устраивается на полу,

      Зевает, подтягивает чулки;

      Молчащий мужчина в кофейной паре

      Возле окна развалился, злится;

      Официант приносит бананы,

      Фиги и виноград из теплицы;

      Молчащий

82

Элиот Т. С. Бесплодная земля… С. 132.

83

Отмечено в статье Джона Викери: Vickery J. Op. cit. P. 28.

84

Eliot T. S. Colleсted Poems. P. 49–50.