Общество незабвенных творцов. Патрицио. Сурен Галстян

мы все слегка успокоимся и всё начнём сначала.

      Якопо. Не знаю, я бы посмотрел, как бушует молодая кровь, ведь среди нас такого уже давно нет.

      Лоренцо. Ты прав: я и забыл, каково это быть двадцатилетним. (Забытые поэты рассмеялись.)

      Габриэль. Простите мне мою несдержанность.

      Вин. И мою, дорогие поэты.

      Габриэль. Но знай: я не перед тобой извиняюсь.

      Вин. А я, знаешь, всё же извинюсь и перед тобой, и последнее слово всё ж за мной. (Габриэль замолчал.)

      Вильгельм. Мы избрали вас не как обычных протеже, ведь таких, как вы, у нас всего трое, включая вас. Вы действительно лучшие, и, чтобы у вас не было сомнений в таланте друг друга, мы покажем те ваши работы, которые особенно нас поразили. (Лоренцо достаёт две большие папки с рисунками.)

      Габриэль. Моя папка! Так вот где она была: это её вам принесла моя подруга. Хорошо, что не потерял, ведь там есть очень милые работы.

      Люсьен. Да, там много очень милых работ. (Вильгельм раскладывает некоторые работы Габриэля.)

      Вин (про себя). Это писал он?! Какой стиль! Чересчур, правда, изнеженная, но безусловно талантливая кисть. Понятно, откуда у него такое самомнение: он знает, что он всегда лучше остальных; нет, он был всегда лучше, а теперь он в этом засомневается. (Генрих раскладывает некоторые работы Вина.)

      Габриэль (про себя). Что за невероятная чёткость! Это точно кисть? И точно ли это не чертёж? Я вижу, как он вёл кистью: без колебаний, без сомнений, заранее зная, что не потерпит неудач. Чёткость близка к фотографии, но персонажи бесконечно живее, нежели на фотографиях; хоть они замерли, но они находятся в глубоком движении как тела, так и мысли. Переживания, страхи, надежды – всё изображено с глубоким пониманием человеческой души. Всё это изобразил вот этот строгий истукан? Нет сомнений: он гений.

      Вин (про себя). Неужели этот арлекин способен на передачу такой печали, хоть и скрытой за радостью, почти не заметной для многих? Его живопись полна жизненной силы, будто он выжал в неё половину солнца или растворил в ней сгусток всеобщей Любви; хоть с виду он шут, но, безусловно, гений.

      Габриэль (вслух). Ты очень талантлив.

      Вин (вслух). Как и ты. (Теперь они с чуть большим радушием пожали друг другу руки.)

      Вильгельм. Это было легче, чем я думал. Тогда можете забирать ваши папки, а мы будем ждать от вас новых творений.

      Люсьен. Также вы приглашены сегодня на обед, где мы представим вас нашим жёнам, детям и прекрасной художнице, которая стала почти членом семьи.

      Вин. Я почту за честь.

      Габриэль. Как и я. Могу ли я привести с собой подругу?

      Генрих. Конечно. Тем более мы с ней уже познакомились: она очень приятная девушка.

      Габриэль. Спасибо, я знаю.

      Вильгельм. Ну что ж, тогда до скорой встречи.

      Габриэль. Правильный момент был выбран, чтобы разойтись, иначе я бы не выдержал и вновь обнял бы вас. (Поэты рассмеялись, а Вин улыбнулся. Гости, попрощавшись, ушли, а поэты пошли к себе.)

      Сцена