Общество незабвенных творцов. Патрицио. Сурен Галстян

радостной и бесконечно возбуждённой.

      Мать. Ладно уж, как вы живёте хоть?

      Вера. Мы переехали: живём в большом доме.

      Мать. Габи сам этого достиг?

      Вера. Не без моей помощи.

      Мать. Конечно. Сам он никогда не сделает ничего.

      Вера. Мам, я очень тебя люблю, но ты мне своими словами делаешь больно; прошу, не оскорбляй его, ведь ты этим бьёшь по мне.

      Мать. Ладно, прости, милая. Я желаю тебе удачи, но не хочу, чтобы он тебе сделал больно.

      Вера. Не сделает. Я люблю тебя; прости, что бываю жёсткой, но в том, что касается Габи, я неумолима и непреклонна.

      Мать. Я понимаю, родная, понимаю. Тогда пока, передавай привет своему мальчишке. (Выключает звонок.)

      Вера. Моему мужчине. Эх, почему же он не понял? Неужели и вправду я ему совсем не нравлюсь? Я вела себя слишком доступно? Но он ведь и этого не понял! Нет, я не собираюсь больше устраивать такой цирк. Но… и разлюбить его я не смогу да и не хочу. Я с ним же и поговорю: гении видят то, что нам недоступно, но легко упускают простые вещи, поэтому он и этого не поймёт. (Входит Габриэль.) Габи, я хочу с тобой посоветоваться.

      Габриэль. Хорошо. (Садится рядом, а она кладёт на него ноги.)

      Вера. Мне так удобней.

      Габриэль. Хорошо.

      Вера. Так вот, у меня есть подруга, которая с детства дружит с одним парнем. Он всегда был не похож на остальных: не хотел вписываться ни к школьным хулиганам, ни к их жертвам, ни к перспективным детям с хорошим будущим, ни к тем, кто нарушает все правила, чтобы самоутвердиться. Он для всех был чужаком, кроме неё: она уже тогда поняла, что, кем бы он ни стал, что бы он ни делал, чего бы ни достиг или какие бы неудачи ни терпел, – она хотела разделить с ним всё. И годы шли, её чувства из простой влюблённости переросли в глубокую привязанность к нему, а он… он не видел в ней ту, кем она хотела быть для него. Когда они уже подросли, то стали жить вместе, она думала, что уж это сможет их сблизить, но между ними всё равно был какой-то барьер, который не давал им слиться в Любви, хоть они и созданы друг для друга. В ней же говорило жгучее вожделение: она хотела его, ведь любила – это самое естественное для женщины; он же заставлял её терпеть тяготы неудовлетворённого желания. Ей стало затем больно, ведь она даже не думала менять свои чувства к нему, будь то даже возможно. Что бы ты ей посоветовал? (У неё на протяжении рассказа периодически дрожал голос, но она брала себя в руки, а теперь у неё пошли слёзы.)

      Габриэль. Ты плачешь, Вер? (Вытирает ей нежно слёзы.) Видимо, твоя подруга тебе действительно важна. Но прости, я не разбираюсь в любовных делах.

      Вера. Но всё же скажи, что ты думаешь об этом?

      Габриэль. Думаю, ты права: они и вправду созданы друг для друга. Её чувства бесконечно сильны, если она не может их подавить даже гордостью и продолжает нежно любить его. Что касается её плотских нужд, она понимает, что лишь с ним получит удовольствие, ведь большинству женщин нужен не просто мужчина – им нужен тот, к кому они привязаны; жаль, что она не может насытить свой голод, ведь неудовлетворённая женщина чаще всего несчастна. Однако я верю, что когда-нибудь