Игра Бродяг. Литтмегалина

и уже изготовилась ударить, когда…

      Вогт издал дикий, совершенно женский вопль, заставивший кровь похолодеть в ее жилах, а щеки вспыхнуть от стыда.

      – Нет! Нет! Нет! – кричал Вогт, пока его не прервали ударом в челюсть. – Не режь… – невнятно завершил он.

      – Ты сдурел? – в бешенстве заорала Наёмница.

      Она ощутила жуткую боль в области носа и схватилась за него руками. Затем яркие, прекрасные звезды вспыхнули перед ее глазами.

      ***

      Ноги Наёмницы стукнули о порог, и она очнулась. Ее волокли куда-то, ухватив за предплечья, что вызывало яростный протест раненого плеча. Заведенные за спину руки были туго, до боли, связаны в запястьях.

      – Отпустите, – пробормотала Наёмница. – Я сама пойду.

      Впрочем, ее уже дотащили до места. Наёмницу бросили на пол, она упала, но не ударилась – под ней оказалось что-то колючее и упругое. Дверь захлопнулась, снаружи лязгнул засов.

      – С тобой все хорошо? – спросил Вогт откуда-то сверху.

      Наёмница застонала в тупой ярости, подняв свинцовые веки. Она лежала на соломе, которую уже обильно залила хлещущая из носа кровь. Голова раскалывалась.

      – Все отлично, – буркнула она. – С чего бы мне чувствовать себя плохо?

      – Ты бы лучше поднялась, – сказал Вогт, наклонившись к ней. – Сумеешь сама? Я не могу помочь, у меня руки связаны.

      Наёмница перевернулась на спину, согнула ноги в коленях, села, а затем и встала, обессиленно прислонившись к стене. Они находились в маленькой, усыпанной соломой каморке, отделенной решеткой от остальной комнаты – длинной, шагов в пятнадцать, с грубо сколоченной трибуной, расположенной на противоположной от них стороне. В зал вела отдельная дверь.

      – Это, наверное, как бы здание суда, – догадался Вогт. – И здесь же тюремная камера – очень удобно.

      – Ага, – прогнусавила Наёмница. – Быстрое правосудие – оно самое справедливое. Еще ни один из повешенных не попытался это оспорить.

      – Смотри-ка, рабы! – обрадовался Вогтоус.

      В зал ввели рабов. Они были снова связаны, но не выглядели испуганными или пораненными. Если их и били, то явно недостаточно – следов не осталось.

      – Пошустрее, скоты, – прикрикнул на них стражник, появляясь из-за двери последним. – Эти? – спросил он, указывая на пленников.

      Рабы равнодушно покосились Вогта и Наёмницу и закивали бритыми головами.

      Вогт повернулся к Наёмнице.

      – Вот видишь! – радостно воскликнул он. – Они нас узнали! Помнят добро!

      На Наёмницу накатила волна той же ледяной злобы, что она ощущала, злорадствуя над убитыми пленниками или пиная распростертое тело врага.

      – Сволочи! – закричала она рабам. – Чтоб вы все сдохли в муках, ничтожества!

      Никто из рабов и ухом не повел. Стражник поторопил их на выход.

      – Простите пожалуйста, а как долго нас планируют здесь держать? – вежливо уточнил Вогт у стражника.

      – До утра, бродяжье отребье, – ответил стражник.

      – О, –