Или кормить акул, или быть акулой. Шон Чарт

доброжелательно критиковал Зелим.

      – Так, попрошу не сравнивать меня с теми, с кем вы меня сравниваете. У меня просто свой взгляд на это. Тут, на самом деле, больше о стыде, чем о каких-то устоях. Мне очень неловко вообще затрагивать такие разговоры с родителями.

      – У вас детская травма? – поморщился Бека.

      – Возможно. А еще возможно, что не помню я эту детскую травму именно потому, что мой мозг желает оградить мою пошатанную психику.

      – Я уже не очень понимаю ваши разговоры, – вмешался Ясин.

      Мы засмеялись и смешнее всего оказалось Зелиму, который стал утирать уголки глаз.

      – В общем, – покашливая, избавлялся от смеха он. – Нас никто ни к чему не обязывает. Отец очень грамотно всегда приглашал к нам гостей с дочерями. И в пару таких вылазок мы познакомились с теми девушками, которые понравились нам. А мы, наверное, понравились им.

      – Слушай, если они нас с тобой еще не погнали в шею, то, наверное, да, – задумчиво кивал Бека. – Только сейчас об этом задумался! Мы им нравимся, Зелим! Саид, они такие красотки! Мы что – нравимся этим красавицам?!

      – Да-а, моя прекрасная Лариса, – Зелим засмеялся, не сохранив никакой сонливости в своем голосе.

      – И моя Мадина! – подхватил Бека, словно парировав, и затянул набившую оскомину каждому чеченцу на свете песню: – «Мадина-Мадина, ахам со вийна!»34

      До этого учтиво и покорно молчавший Ясин, словно чувствовавший исключительную признательность за то, что он вообще получил право с нами находиться, захлопал в ладоши и запел в унисон брату.

      – Ничего себе ты вспомнил, – смеясь, сказал я. – Эта песенка уже давно не на слуху.

      – Не забывай, что мы «колхозники». До наших гор долго доходит. То, что в городе было популярно пару лет назад, становится настоящим хитом у нас прямо сейчас.

      – Город, говоришь? Я думал, что эти приколы с вас, колхозников, и начинаются, – сказал я, уворачиваясь от попытки Бека меня стукнуть.

      Зелим устало закатил глаза и сказал, что пойдет спать. Бека с Ясином пошли за ним и позвали меня, на что я попросил пяти минут одиночества. Когда они удалялись, Ясин снова запел своим ребяческим голосом, и когда он на секунду прервался, я понял, что он перепрыгивает через помидорные кустики.

      Я всегда страшно тащился от шатойских ночей, это действительно нечто фантастическое; это кое-что такое, что, несомненно, нужно видеть своими собственными глазами. Звезд на небе было так же много, как рисовой крупы, высыпанной из пятикилограммового мешка на паркетный пол: они то располагались одиноко, самостоятельно, то кучковались и сбивались друг с другом в загадочной белой дымке, заполонявшей всю синеву ночного неба, или явно намекали наивному уму на какое-нибудь из созвездий, которые, все же, тут различить мне не удастся никогда. Обилие небесных светил постоянно то и дело создавало иллюзию падающих комет или астероидов, потому что кажется, что ну просто невозможно, чтобы тебе была открыта картина с таким количеством звезд, и в каждое из мгновений, что ты ее созерцаешь – с места не сдвинулась ни одна из

34

Мадина-Мадина, ахам со вийна! – «Мадина-Мадина, ты меня убила!» (чеч.) – Слова из популярной чеченской песни нулевых Юсупа Джаватханова.