Как закалялась сталь. Николай Островский

из меня кишки выпустили. Понял?

      – Понял, – твердо ответил Павел.

      На дворе послышались голоса, и дверь, не постучав, открыли. Рука Жухрая быстро скользнула в карман, но сейчас же выбралась оттуда. В комнату входил с перевязанной головой Сережа Брузжак, похудевший, бледный. За ним вошли Валя и Климка.

      – Здорово, чертяка, – улыбаясь, подал Павке руку Сережа. – Мы к тебе втроем в гости. Валя меня одного не пускает, боится. А Климка Валю не пускает одну, тоже боится. Он хотя и рыжий, но все же разбирается, кого куда пускать одного опасно.

      Валя шутливо закрыла ему ладонью рот.

      – Вот болтун-то! – засмеялась она. – Он сегодня Климке жить не дает.

      Климка добродушно смеялся, показывая белые зубы:

      – Что взять с больного человека? Котелок поврежден, вот и заговаривается.

      Все засмеялись.

      Сережа, еще не окрепший от удара, примостился на Павкиной кровати, и вскоре между друзьями шла оживленная беседа. Всегда веселый, неунывающий, Сережа, теперь притихший и подавленный, рассказывал Жухраю, как его ударил петлюровец.

      Жухрай знал всех пришедших к Павлу. Он не раз бывал у Брузжаков. Ему нравилась эта молодежь, еще не нашедшая своей дороги в водовороте борьбы, но ясно выражавшая стремление своего класса. И он внимательно слушал рассказы юношей о том, как каждый из них помогал прятать у себя еврейские семьи, спасая их от погрома. В этот вечер он много говорил о большевиках, о Ленине, помогая каждому из них понять происходящее.

      Поздно вечером проводил Павел гостей.

      Жухрай по вечерам уходил и возвращался ночью. Он договаривался перед отъездом с остающимися товарищами об их работе.

      В эту ночь Жухрай не вернулся. Проснувшись утром, Павел увидел пустую кровать.

      Охваченный каким-то неясным предчувствием, Корчагин быстро оделся и вышел из дому. Заперев квартиру и положив ключ в условленное место, Павел пошел к Климке, надеясь узнать у него что-нибудь о Федоре. Мать Климки, приземистая, широколицая женщина, с крапленным оспой лицом, стирала белье и на вопрос Корчагина, не знает ли она, где Федор, ответила отрывисто:

      – А что, мне только и делов, что твоего Федора смотреть? Из-за него, черта корявого, у Зозулихи весь дом перевернули. Тебе-то на что сдался он? Что за компания такая? Нашлись приятели: Климка, ты… – Она с ожесточением нажимала на белье.

      Мать у Климки была с язычком, сварливая. От Климки завернул Павел к Сереже. Рассказал о своей тревоге. Валя вмешалась в разговор:

      – Чего ты тревожишься? Он, может, у знакомых остался. – Но в голосе ее не было уверенности.

      У Брузжаков Павлу не сиделось. Он ушел, несмотря на уговоры остаться обедать.

      Подходил к дому с надеждой увидеть Жухрая.

      Дверь была заперта на замок. Остановился с тяжелым чувством: не хотелось идти в пустую квартиру.

      Несколько минут стоял на дворе, раздумывая, и, направляемый