Как закалялась сталь. Николай Островский

познакомиться с тобой. – И, обхватив рукой, она провела его через столовую к себе.

      Войдя в свою комнату, она обратилась к сидевшим молодым людям и, улыбаясь, сказала:

      – Вы незнакомы? Мой друг Павел Корчагин.

      За маленьким столом посредине комнаты сидели: Лиза Сухарько, хорошенькая, смуглая, с капризно очерченным ротиком, с кокетливой прической, гимназистка, какой-то незнакомый Павлу долговязый юноша в аккуратненьком черном пиджаке, с прилизанными, блестящими от вежеталя волосами, серыми глазами и скучающим взглядом, а между ними в щегольской гимназической куртке Виктор Лещинский. Его первого заметил Павел, как только Тоня открыла дверь.

      Лещинский сразу узнал Корчагина, и его тонкие стрельчатые брови удивленно приподнялись.

      Павел стоял у двери несколько секунд молча, обжигая Виктора недобрым взглядом. Это неловкое молчание Тоня поспешила нарушить, приглашая Павла войти, и, обращаясь к Лизе, сказала:

      – Познакомься.

      Сухарько, с любопытством рассматривая вошедшего, приподнялась.

      Павел круто повернулся и быстро пошел через полутемную столовую к выходу. Тоня нагнала его уже на крыльце и, схватив за плечи, взволнованно сказала:

      – Зачем ты ушел? Я ведь нарочно хотела, чтобы они познакомились с тобой.

      Но Павел снял с плеч ее руки и резко ответил:

      – Нечего меня напоказ выставлять перед этим обормотом. Мне с этой компанией не с руки вместе сидеть. Тебе они, может, и приятны, а я их ненавижу. Не знал, что ты с ними дружбу водишь, а то никогда бы к тебе не пришел.

      Тоня, сдерживая возмущение, прервала его:

      – Кто тебе дал право так со мной разговаривать? Я тебя не спрашиваю, с кем ты дружишь и кто к тебе приходит.

      Павел, сходя по ступенькам в сад, резко бросил:

      – Ну и пусть себе ходят, но я больше не приду. – И побежал к калитке.

      С тех пор с Тоней не виделся. Во время погрома, когда Павел с монтером прятали на электростанции спасавшиеся еврейские семьи, размолвка с Тоней забылась. Сегодня же снова захотелось встретиться с ней.

      Исчезновение Жухрая и ожидавшее его одиночество в квартире действовали угнетающе. Серое полотнище шоссе, еще не высохшее от весенней грязи, с выбоинами, наполненными бурой кашицей, поворачивало вправо.

      За нелепо выдвинутым на самую дорогу домом с облупленной, шелудивой стеной сходились две улицы.

      На перекрестке у разгромленного киоска с продавленной дверью, с перевернутой вверх ногами вывеской: «Продажа минеральных вод», Виктор Лещинский прощался с Лизой.

      Задерживая ее руку в своей, он говорил, выразительно смотря в ее глаза:

      – Вы придете? Не обманете?

      Лиза кокетливо отвечала:

      – Приду, приду, ждите.

      И, уходя, улыбнулась ему обещающими карими с поволокой глазами.

      Пройдя десяток шагов, Лиза увидела вышедших на шоссе из-за поворота двух людей. Впереди шел коренастый рабочий