Как закалялась сталь. Николай Островский

было далеко, и, идя под руку с Лизой, Виктор радовался происшествию.

      – А вы знаете, кто освободил арестованного? – спросила Лиза, когда подходили к дому.

      – Нет, откуда же мне знать.

      – Вы помните тот вечер, когда Тоня хотела нас познакомить с одним молодым человеком?

      Виктор остановился.

      – С Павлом Корчагиным? – спросил он удивленно.

      – Да, кажется, его фамилия Корчагин. Помните, он ушел так странно? Так это был он.

      Виктор стоял огорошенный.

      – А вы не ошиблись? – спросил он Лизу.

      – Нет, я прекрасно запомнила его лицо.

      – Почему же вы этого не сказали коменданту?

      Лиза возмутилась:

      – Вы думаете, что я могу сделать такую подлость?

      – Что вы считаете подлостью? Рассказать, кто напал на конвоира, по-вашему, подлость?

      – А по-вашему, честно? Вы забыли, что они делают. Вы не знаете, сколько в гимназии евреев-сирот, и вы хотите, чтобы я им еще рассказала о Корчагине? Благодарю вас, не думала.

      Лещинский не ожидал такого ответа. В его расчеты не входило ссориться с Лизой, и он старался заговорить о другом:

      – Вы не сердитесь, Лиза, я пошутил. Я не знал, что вы такая принципиальная.

      – Шутка у вас получилась нехорошая, – сухо ответила Лиза.

      У дома Сухарько Виктор, прощаясь, спросил:

      – Вы придете, Лиза?

      И услыхал ее неопределенное:

      – Не знаю.

      Шагая в город, Виктор размышлял: «Ну, если вы, мадемуазель, считаете нечестным, то я об этом совершенно другого мнения. Конечно, мне безразлично, кто кого освобождал».

      Ему, родовитому польскому шляхтичу Лещинскому, были противны и те и эти. Все равно скоро придут польские легионы, и тогда-то вот и будет настоящая власть, истинно шляхетская, Речи Посполитой. Но в данном случае есть возможность ликвидировать мерзавца Корчагина. Они ему живо голову свернут.

      Виктор оставался в городе один. Жил у тети, жены вице-директора сахарного завода. А отец с матерью и Нелли давно жили в Варшаве, где Сигизмунд Лещинский занимал видное положение.

      Подойдя к комендатуре, Виктор вошел в раскрытую дверь.

      Через некоторое время он шел в сопровождении четырех петлюровцев к дому Корчагиных.

      Указывая на светившееся окно, он тихо сказал:

      – Вот здесь. – И, обратившись к стоявшему рядом хорунжему, спросил: – Мне можно идти?

      – Пожалуйста. Мы справимся одни. Благодарю за услугу.

      Виктор быстро зашагал по тротуару.

      Павел, получив последний удар в спину, ткнулся вытянутыми руками в стену темной комнаты, куда его привели. Нащупав руками подобие нар, он сел, измученный, избитый, подавленный.

      Его арестовали тогда, когда он этого не ожидал.

      «Как могли узнать про него петлюровцы? Ведь его никто не видел. Что теперь будет? Где Жухрай?»

      Он расстался с матросом в доме Климки. Павел пошел к Сережке, а Жухрай дожидался вечера,