Песни ноября. Никита Егоров

ткань этой жизни сплетает:

      минуты, когда мы играли

      в дурацкие игры с фитболом и палкой,

      и как перед свадьбой чужой

      заходили в макдональдс,

      забудется имя и отчество,

      облик и голос учителя физики,

      вместо него предстанет во сне героиня сериала.

      Квартир номера и намокшие баржи

      под мелким сентябрьским дождем.

      Есть три предмета, в них я храню свою память.

      Первый – пальто,

      что протерто кой-где до основы.

      В нём – Обнинский вечер,

      студент универа без денег, с ним его мать,

      и они выбирают пальто.

      В нём – коридор и товарищи по несчастью,

      имевшие глупость пойти изучать человека

      (его психотравмы и стрессы,

      и как его сделать кусочком безумного пазла),

      дворы, что пропитаны дымом, пропиты.

      В нём – третий десяток.

      Рюкзак, потерявший подкладку

      и чёрность под солнцем Лишбоа паляшим,

      предмет, безусловно, второй.

      В нём то, что на складе

      в лето две тыщи седьмое я заработал:

      унижение, страх быть избитым

      в каморке за раздевалкой

      водилой погрузчика Ваней

      за то, что не стал проставляться.

      В нём – ливень июльский,

      на девять лет позже, шум Крымского вала.

      Под козырьком в Музеоне я, без стыда раздеваясь,

      меняю носки и футболку.

      Подарки, что радостно было везти и дарить.

      В нём – лица мои, что чешуйками пыли опали.

      И третий предмет,

      что хранит мою память,

      смысл в этом буквальный, —

      простой диктофон, но надёжный.

      Покупкой доволен, иду на квартиру,

      что куплена менее года назад

      нам, молодоженам,

      сажусь на диван, и пою,

      что толпа декабрей не даёт мне согреться.

      В нём – шелест вокзалов и рёв самолётов,

      в нём крики детей,

      в нём – речи, что в барах подслушал,

      собранья на разных работах,

      в нём – ожидание строчек,

      и то ожиданье, что пытки страшнее.

      В нём – скрип половиц,

      в нём затяжка,

      в нём птичия трель дверного звонка.

      В нём – то, что прослушают после,

      пытаясь понять, почему самолёт мой

      разбился о землю.

      В нём – воздух,

      прошедший сквозь фильтр моей крови.

      Все три предмета черны,

      и в этом, должно быть,

      есть физике что-то сродни:

      не выпустит свет

      абсолютно лишь черное тело.

      А сказано в книгах, что память есть свет,

      он испущен прошедшим,

      отражён настоящим

      и в будущем гаснет,

      выхватив смутно очерченный образ того,

      что случится,

      потому что случается,

      потому что случилось.

      Мотыльки

      Мотылёк стучится в окно,

      он хочет сгореть,

      он не знает, что у нас

      электрический