Песни ноября. Никита Егоров

видят всё те же деревья? Всё то же снится рекам, мостам и фигуркам из красной глины: день, что наступит и сделает нас единым.

      Ча Ща

      Осень лишает интимности лесопарк.

      Кто бы ты ни был, а будешь как липа гол.

      Тропки петляют и реже приводят в бар,

      чаще – на рынок, в хинкальную, в сити-молл,

      где не укрыться, сметает слепой порыв

      стены. На месте ломбардов и кабаков —

      чаща, раздетая временем до коры.

      Кто бы ты ни был, а был ты – и был таков,

      только кружат семена-вертолеты лип.

      Слышишь ли? Лес полон звуков чужих шагов.

      Каждый герой тут и каждый тысячелик,

      виден заранее в пропасти меж стволов,

      но замурован в себя словно октахор

      в страхе остаться слепым, отворив глаза.

      Все твои беды впитает лесной ковёр,

      вся твоя радость поднимется к небесам,

      все твои мысли просеются в решето,

      кроме одной, что сладка как рахат-лукум:

      кто бы ты ни был, а, в сущности, ты – никто.

      Тропки петляют и тонут в болотном мху.

      А за болотами спряталась гладь пруда:

      глянь и увидишь ноябрь на своём лице.

      Стало быть, время тебе повернуть туда,

      где обрывается лес и ревёт шоссе.

      Там, на границе себя, поглядев назад,

      вдруг осознаешь, что между дерев звучат

      пение птиц и любимые голоса.

      Всё это раньше ты как-то не замечал.

      «Я» же звучит, сколько ты его ни спасай,

      кем ты ни будь – лишь обрывком чужих речей.

      Чаща светлеет и пишется через «а».

      Вечность звучит, но не пишется вообще.

      Король ольхи

      Земля упруга. Мох среди корней

      зовёт в пространство птичьих песнопений.

      Каникулы длинны, а жизнь длинней,

      в порезах руки, содраны колени.

      Дыхание и пульс учащены,

      и в чаще будто ходит кто-то древний.

      Его следы нечётки и странны,

      его одежды – тени меж деревьев.

      И ты уже в его ступаешь храм.

      Забыты дед и говорливый дядя,

      табачный запах, нецензурный гам

      глотает ельник, обступивший сзади.

      И тут уже не слышно пенья птиц.

      В садах грибниц не счесть корней замшелых,

      что не всегда заметны.

      – Падай ниц.

      Дай добела отмыть и нашим сделать!

      К чему тебе каникулы и жизнь?

      Они пройдут, от них одни заботы.

      А здесь мы сбережём твой сон. Ложись.

      В объятьях мха не нужно помнить, кто ты.

      К чему тебе нелепая родня?

      Браниться только могут. Что в них толку?

      Оставь убогим сказки сочинять.

      Стань сказкой сам.

      Остановись.

      Умолкни.

      Над кронами бушует летний зной,

      стрекозы шелестят, поют лягушки,

      и тащит внука за руку старушка,

      спешащая