Взгляни на меня. Чармили Энн Белл

от Хакни бессмысленно ждать чудес? – Он усмехнулся, чуть поёжившись. – Знаешь, какие бы ни намечались позитивные перемены, связанные с предстоящими Олимпийскими играми, в этом районе всё же довольно часто бывает неспокойно и мрачно. Не хотелось бы опираться на уже вросшие в асфальт стереотипы и казаться ворчливым пессимистом, ведь время движется вперёд, но в кварталах Хакни я не чувствую уюта и тепла, только смутное ощущение тревоги, опасности, затаившейся угрозы… Что-то внутри упрямо сопротивляется гулу этих улиц, усмешкам ярких граффити. Я всей душой люблю Лондон. Это прекраснейший, изумительный город, но именно здесь, на пепелище заброшенных цехов, среди унылых домов, похожих на окаменевших, некогда живых существ, я словно попадаю в капкан, в вязкий мир, откуда с каждым разом труднее выбраться, ничего не потеряв. – Том явно оставлял нечто сокровенное невысказанным, на самом кончике языка. В один и тот же момент, как бы это ни выглядело противоречиво, он будто говорил и молчал: в произносимых словах отражались неподдельная истина и попытка затянуть потуже швы кровоточащей раны. В коротких паузах, тихих вдохах я отчётливо различала отзвук надёжно укрытой тайны, туманные очертания впившегося в жилы воспоминания. Я слишком хорошо знала, что значит заворачивать неприятную, неудобную, жуткую правду в лохмотья рваной души. Такой режущий, болезненный диссонанс, совершенно невозможное, немыслимое сочетание жалящего звука и холодной тишины. – Кстати, я узнал, что Рой родом из Хакни, когда поздравлял его с победой… А тебе нравится здесь?

      Тогда я не сомневалась, что откровения Тома – это необычный способ формулировать вопрос, на который я должна была ответить искренне.

      – Наверно, нравится… – пожала плечами, вдыхая глубже прохладный, зыбкий воздух, пропитанный смесью запахов выхлопных газов, дешёвой кофейни, закрытой до утра, с фонарём под белеющей крышей. – Здесь я вижу следы настоящей жизни, её биение и угасание. В центре, например, всё бешено вертится без остановки, за сиянием прячутся безразличие и жестокость. А тут нет никаких завораживающих зрелищ, которые бы ослепляли, сбивали с толку. Никакого внезапного подвоха. Ровно то, чего ты ожидаешь, и произойдёт. В большинстве случаев. Конечно же, люди везде одинаково лгут, грабят, убивают, но здесь ложь не рисует мнимую красоту, не нагоняет ядовитые иллюзии. Здесь она существует, скорее, как развлечение: ты прекрасно знаешь себя изнутри, но притворяешься другим, кем-то, кто гораздо лучше и кем тебе никогда не стать. Игра с самим собой, где ты уже побеждённый. Такой я вынесла вывод… – потёрла носком кроссовка пятно, из которого тянулся зигзаг трещины. – Летом я гуляю в парке, прихватив книгу. Наблюдаю за птицами, от скуки считаю морщинки на коре дерева. Тут я нашла друзей, готовых терпеть меня и упрямо не лезть в душу, если мне становится невыносимо больно. Ну и, естественно, цены на жильё значительно ниже, вполне по карману.

      – Ты родилась в Хакни?

      – Нет… – Я стиснула запястье левой руки.– В Форест Гейте.

      – И почему переехала сюда?

      – А что за допрос посреди улицы? – По этому руслу,