Ф. А. Абрамов. Сборник. Федор Абрамов

по-хозяйски, расставив ноги, стоял на скамейке, и по тому, как умело и расчетливо подхватывал снопы и с каким-то особенным мужским шиком вешал их на жерди.

      – А ведь ты настоящий мужик! – рассмеялась вдруг Анфиса, неожиданно для себя называя его на ты.

      Он ничего не ответил, только лицо его, блестевшее от пота, расплылось в довольной улыбке да еще шибче заходили руки.

      Скоро ячменная пыль да ость покрыли его волосы, лоб, гимнастерку, и от этого он стал еще ближе, еще роднее.

      Они не слыхали, как к ним сзади подошел Федор Капитонович:

      – Вот как ладно. А я иду да думаю: чья бы это пара? Молодых сейчас нету, а тут, гляжу, не работают, а играют.

      Темное облачко нашло на лицо Анфисы. После того как Федора Капитоновича сняли с бригадиров, он присмирел и даже исправно работал в колхозе. И все-таки у Анфисы не лежала к нему душа. И ей показалось, что не к добру эта встреча. Но Лукашин, разгоряченный, потный, уже протягивал к ней руки, и она снова нагнулась к снопам.

      Федор Капитонович постоял еще немного, покачал головой и тихонько зашагал по дороге домой.

      …Час спустя Лукашин спрыгнул со скамейки на землю.

      – Ух, запарила! – сказал он, возбужденно блестя глазами и вытирая рукой потную шею.

      – Это еще кто кого, – улыбнулась Анфиса, отряхивая платье.

      – Горло пересохло. Нечем промочить?

      Анфиса достала из кустов маленькое жестяное ведерко с водой.

      – Кушайте на здоровье, дорогой работничек, – жеманно поклонилась она ему.

      Веселые, довольные, они сели на межу к кустам. У Анфисы был захвачен с собой кое-какой полдник. Она расстелила белую скатерку, налила в миску творога с молоком. Лукашин с жадностью накинулся на еду. Сама она отломила краюшку шаньги и, нехотя пощипывая ее, поглядывала на Лукашина. Легкое, бездумное счастье переполняло ее. В ушах ее звонко вызванивал родничок, спрятавшийся внизу за полем в кустарнике, тихо и убаюкивающе поскрипывала невидимая вдали телега.

      – Ты что не ешь?.. – тихо спросил Лукашин.

      – Так, не хочу…

      Лукашин вытер губы и долго и нежно смотрел на ее лицо.

      – А знаешь что? – зашептал он, обдавая ее горячим дыханием.

      – Что?

      – У тебя сейчас такие веснушки у переносья… как у девочки…

      Анфиса вся вспыхнула, смущенно замахала рукой:

      – Ну уж, скажешь…

      – Ей-богу.

      Он поймал ее руку, взял в свою. Темная, заскорузлая от работы рука. Анфисе вдруг неловко и стыдно стало за себя, за свою руку, и она потянула ее назад. Глаза их встретились.

      «Глупая, – говорил ей взгляд Лукашина, – неужели ты не понимаешь, что я тебя люблю?» Он бережно поднял ее руку и вдруг горячими губами припал к ней…

      Чувствуя, что она теряет последнюю власть над собой, Анфиса встала и быстро пошла к пряслу.

      Глава сорок третья

      На другой день Анфису со сводкой вызвали в сельсовет. После полудня пошел дождь, и ей часа три без всякого дела пришлось пережидать в сельсовете. Когда на обратном