Твоя капля крови. Ина Голдин

бы хоть как-то показал, что рад его видеть. Но отец скрипуче проговорил:

      – А, Стефан… Говорят, ты вчера оборотня отпустил…

      Он как на стену налетел. Выпрямился – руки по швам, будто перед цесарем.

      – Не отпустил, а прогнал, с вашего позволения. – Уж старый Белта должен знать почему. – Я очень рад видеть вас после долгой разлуки, батюшка.

      Учтивый кивок. Только что каблуками не щелкнул. А ведь думал, что едет – домой.

      – Я беспокоился о вашем здоровье…

      – Умирать я пока не собираюсь. Но, похоже, не только тебя взволновали слухи. Некоторые старые друзья решили меня навестить.

      Говорить, что не лучшая идея – собирать ополчение в собственном доме, который и так вернули со скрипом… наверное, бесполезно. Впрочем, здесь не столица; там такое не сошло бы им с рук, но в городе отцу появляться запрещено.

      Больше сказать оказалось нечего, и в гостиной тяжко замолчали. В высокие окна било солнце, и Стефан смаргивал слезы, пока отец не позвонил – прибежал слуга и задернул шторы.

      Пан Ольховский переводил взгляд с отца на сына – видимо, пытался понять, то ли оставить их наедине, то ли, наоборот, задержаться. В конце концов выбрал второе и забросал Стефана вопросами о Державе и цесаре, а потом потащил в конюшню – показывать нового дражанского жеребца.

      Юлия стояла в дверях, когда он вернулся.

      – Вам так и не дали позавтракать, – сказала она, глядя мимо. Если приподнять рукав на ее левом запястье, там будет тонкий шрам от пореза. От этого воспоминания Стефану стало горько. – Я распоряжусь…

      – Не стоит, теперь уж я дождусь обеда.

      Юлия не уходила.

      – Ваш отец, – она чуть поджала губы, – у него в последнее время приступы хандры, что не так уж странно. Иногда он может показаться чересчур суровым…

      Стефан облизнул губы.

      – Он… он был суров – с вами?

      – Нет. – Она подняла голову, и он встретился глазами с тем решительным, почти мужским взглядом, который ему так нравился. – Нет, нисколько. Я лишь хотела сказать, что если отец показался вам не слишком гостеприимным – повинен в этом не он, а приступ дурного настроения…

      – Я знаю, Юленька, знаю. – У девочки еще хватает духу его утешать, как будто не он сорвался от лиха подальше в Остланд, бросив ее наедине со стариком. – Не тревожьтесь об этом.

      Она коротко улыбнулась – и охнула:

      – Что с рукой, Стефан?

      Ожог ныл куда меньше, чем накануне; Стефан успел о нем позабыть.

      – Это волк? Матерь добрая… Дайте, я посмотрю…

      Тонкие прохладные пальцы скользнули по рукаву, по сжатому кулаку. Он не выдержал, отдернул руку.

      – Спасибо, не нужно…

      Она пожала плечами, поправила шаль и неслышно ушла вглубь дома.

      Гости начали съезжаться после обеда, и первым, слава Матери, появился Марек. Он залетел во двор на бешеном вороном коне, сам похожий на бродягу из тех, что шляются по дорогам таборами. Соскочил наземь, кинулся к Стефану, обхватил, долго