Твоя капля крови. Ина Голдин

перебивал другой, к которому Стефан привык с детства, – темного дерева и сухих трав. Он обнялся с постаревшим Дудеком, служившим еще покойному деду Белте; тот молчал и смотрел на Стефана так, будто тот вернулся с того света. На тощих ногах приковылял полуслепой рыжий пес, ткнулся в колени.

      – Рудый! Смотри, узнал меня! – Он потрепал пса по холке, тот неловко попытался лизнуть ему руку. Рудый не боялся подходить к нему, даже когда на Стефане не было амулета. – Дождался все-таки…

      В комнатах его все осталось как было, но Стефану странно было прикасаться к своим вещам, неудобно – как к вещам умершего.

      Когда он спустился к ужину, дом был все так же пуст. Под высоким сводчатым потолком столовой собирались тени. Юлия уже ждала его, стоя у почерневшего от времени камина. Стефан взглянул на ее белые руки, протянутые к огню, длинные пальцы, хрупкие запястья… Отвел взгляд. С портрета на стене черными пронизывающими глазами смотрел Филипп, первый князь Белта.

      – Буря разыгралась, – сказала Юлия. Стефану показалось, что ей понадобилось усилие, чтобы повернуться к нему и посмотреть в глаза. – Думаю, вашему отцу лучше бы заночевать в деревне…

      Они оказались вдвоем за длинным дубовым столом. Свечи загоняли темноту в углы, пламя их плясало от сильного сквозняка.

      – Жаль, что не получилось устроить вам лучшего приема, – сказала Юлия с другого конца стола. Рудый пришел от камина, где грел свои старые бока, посмотрел жалостливо.

      – Я просто рад быть дома, – тихо сказал Стефан. – Лучшего приема мне не надо.

      – Я тоже очень рада, что вы смогли приехать домой. – В гулкой тишине голос ее прозвучал почти торжественно, церемонно. Несмотря ни на что, церемонности Стефан от нее не ждал, и ему стало не по себе. Вечер за окнами был густо-черный, не похожий на разбавленные сумерки Цесареграда.

      – Расскажите мне новости, – попросил Стефан.

      – Да что у нас за новости? Поверьте, за годы, что вас не было, немногое изменилось. Да и не мне рассказывать вам главное…

      Они замолчали. Буря, кажется, унималась, ветер в трубе стенал уже не так протяжно. Старый Дудек прибрел, пошаркивая, подбросил дров в камин, обернулся к Стефану и одобрительно цокнул языком. Ядзя без всякой просьбы принесла тяжелый шершавый кувшин сливовицы и две рюмки. Юлия, как хозяйка, первая подняла свою.

      – За ваше возвращение, Стефан, – сказала она мягко и чуть прикрыла глаза, глотая.

      Раньше Стефан поморщился бы, осушив рюмку, а то бы и вовсе прослезился. После остландской рябиновки напиток казался не таким крепким – но резкий, искрящийся вкус вдруг вернул Стефана домой. Он новым, потеплевшим взглядом обвел темные стены, портреты в потускневших золоченых рамах, разошедшийся огонь в камине. Рудый у ног пошевелился и тявкнул, будто заметил перемену в настроении хозяина.

      – Лучше скажите, как ваше здоровье…

      – Все хорошо, – ровно ответил Стефан.

      – Мы тревожились за вас. Там ведь… никто не знает о вашем недуге, и помочь некому…

      Только в его семье могли, пожалуй, называть это проклятие