.

на меня.

      Улыбается своей самой дружелюбной улыбкой, которая когда-то подкупила мою романтичную натуру.

      Он это умеет, и нагло пользуется этим.

      – Здорова, Мот! – машет рукой Алка и проворачивает несколько раз ключ в замке, прокачивая двигатель. – А где Ветров, не в курсе?

      – Не знаю, – Матвей пожимает плечами, – я сегодня там не был, – кивает на здание Института.

      Оно и видно, потому что Мот одет в широкую белоснежную оверсайз толстовку, фисташковые шорты, брендовые кипельно белые кроссовки и длинные носки этой же марки. Его высветленные волосы спрятаны под белой кепкой козырьком назад, и я балдею от его такого тинейджерского вида.

      – Печально, но не страшно! Ладно, ребятушки, пора мне! Юлька, – посылает мне воздушный поцелуй, – пока! Мотенька, чао! – хохотнув, выруливает с парковки.

      Я же говорю, Алле Рюминой можно всё!

      Если бы Свирскому кто-нибудь другой сказал «Мотенька», думаю, этому бедолаге еще долго бы не понадобилась зубная паста.

      Матвей хмыкает и лениво почесывает бровь.

      –Зачётная неделя, Матвей, – поучительно напоминаю ему, – не помню, чтобы ты ходил в отличниках.

      – Все под контролем, фиалка, – ага, как же. – Юльк, ну не дуйся, – протягивает мизинец и улыбается так, что Станиславский определенно бы крикнул коронное: «Верю!». – Мир?

      Ну конечно мир, куда я денусь?

      Вытягиваю свой мизинец, и Матвей ловко переплетает их, притягивая нашими сцепленными пальцами к себе.

      Утыкаюсь в его грудь и поднимаю голову.

      Вот он – мой Матвейчик!

      – Я был не прав, обещаешь простить?

      – Обещаешь завязать? – пусть не думает, что так просто отделался.

      – Юль, я не наркоман. У меня всё под контролем, просто верь мне, окей? – его тон ровный, многообещающий и внушает доверие. Но ни один наркоман не скажет, что он наркоман, а я слишком хочу верить своему парню, и буду это делать снова.

      – Хорошо, – улыбаюсь Моту, и сама тянусь за поцелуем.

      Я люблю целоваться с Матвеем. Он не доминирует и позволяет мне вести наш танец языков, а мне нравится чувствовать превосходство над ним.

      – Юлька, соскучился, блин, – горячо дышит мне в губы, а руки уже во всю лапают мою попу. – Поехали, иначе сожру тебя прямо здесь.

      Смеюсь и изворачиваюсь от парня. Свирский забирает мою спортивную сумку и закидывает себе на плечо.

      Беремся за руки и идем в сторону его машины.

      – Тебе цветы понравились? Так ничего и не ответила.

      Я всегда должна благодарить Матвея, всегда.

      Будь то подаренный цветок, либо шоколадный батончик из столовки. За каждый оплаченный им стаканчик кофе или выпрошенную жвачку. Для него это важно, красным выделенный пунктик, который я должна непременно соблюдать. Но в тот день я была на него зла, и мое молчание – удар по его самолюбию.

      – Понравились, – вру я, – спасибо!

      – Они офигенные, скажи? Я за них столько бабла отвалил, – восторгается Свирский, а меня накрывает раздражением.

      Вот