Четыре сестры. Малика Ферджух

в грозовую ночь в октябре, случилась трагедия. Супруг в то время был в отъезде, и полог балдахина в спальне Гийеметты загорелся. Вскоре огонь охватил всю комнату. Вспыхнула и арфа. Гийеметта хотела ее спасти, но инструмент был слишком тяжелый. Гийеметта выбилась из сил. Ветер между тем раздувал пламя. Окруженная огнем, она сгорела заживо.

      – Это ужасно! – прошептала Энид, вздрогнув.

      – Да, зато паннакотта ужасно… вкусная. Ладно, я продолжаю? Супруг, убитый горем, вонзил кинжал себе в сердце. А Утёс стал проклятым домом. Пустым. С привидениями. Никто не осмеливался в нем поселиться. Прошло пятьдесят лет, от него остались развалины. И вот настал тысяча девятьсот восемнадцатый год. Год, когда твой прадед, Эрве Верделен, простой рыбак, вернулся с войны. А что такое дом с привидениями для того, кто выжил на мировой войне, скажите на милость? Эрве ничего не боялся. Он купил дом у муниципалитета за гроши и вместе с братьями и сестрами решил его отстроить.

      Эту часть истории Энид знала. Эрве и его родные сами обтесывали гранитные глыбы, выпиливали балки, покрывали кровлю, обустраивали парк.

      Через двенадцать лет тяжкого труда Утёс стал Виль-Эрве.

      – Октябрь на дворе, – продолжала Сидони. – Может, Гийеметта захотела напомнить о себе?

      Она соскребла со дна горшка крошки, которые только одна и видела.

      – Не надо бы мне, – сказала она. – Как же моя фигура? Но уж очень хорошая паннакотта, правда?

      – Очень! – подтвердил Гулливер. – Так ты правда думаешь, что это может быть Гийеметта?

      Сидони рассмеялась.

      – Не верьте вы этим глупостям! Таких историй рассказывают уйму про все дома в округе. Не берите в голову!

      И она показала на горшок:

      – Еще по ложечке?

      Энид и Гулливер отказались. Сидони отрезала каждому по большому куску, завернула их в фольгу и убрала остатки на холод.

      – Как он назывался, этот инструмент? – спросила Энид.

      – Какой инструмент?

      – Гийеметтин.

      – Арфа. Но это же просто легенда.

      Сидони расцеловала их на прощание, и они ушли, катя за собой полную сумку. Когда они прошли метров сто, Энид сказала:

      – Может быть, это она – призрак… Гийеметта Обер-как-ее-там.

      – Я даже не знаю, как звучит арфа.

      – Помнишь Арпо? Того из братьев Маркс, который молчит? Вот он на ней играет.

      – Ага.

      В эту ночь Энид ждала, лежа в постели, уставившись в темный потолок. Но все было тихо. Ветер улегся. И призрак безмолвствовал.

      8

      Беби-ситтинг и Бой с тенью, или Смертоубийство за багет

      В пятницу Женевьева вернулась поздно, запыхавшаяся и взмокшая, после своего «беби-ситтинга».

      – Ты пасешь маленьких Десульеров? Или свору питбулей? – заметила Шарли.

      – Это из-за автобуса! – пропыхтела Женевьева и покраснела бы, если бы уже не была пунцовой. – Я бежала.

      Она поспешила наверх, чтобы избежать расспросов и принять душ. На последней ступеньке Макарони ждала Гортензия: на плече полотенце, в руке мыло, на коленях «Шейла Великая».

      – Ты думаешь,