Записка на чеке. Газетно-сетевой сериал-расследование. Александр Жабский

у меня всегда во внутреннем левом кармане моей любимой спандексной ветровки, в которой демисезонно хожу и сейчас.

      Они молча кивнули.

      – Плова тебе положить? – спохватилась Лена. – Там осталось порядочно, ты не думай – ещё и ребятам с Вовой на завтра хватит. Приедешь домой разогреешь в микроволновке.

      Она говорила быстро и деловито, и в быстроте её речи проявлялись и выпроваживание меня, и благодарность, что понял их и без слов.

      Наполнив пловом контейнер, Лена упаковала его ещё и в два полиэтиленовых пакета: «Чтобы жиром всё не перепачкать, если вдруг потечёт». В другой контейнер она наложила аччик-чучука, который настоялся в холодильнике и стал даже лучше свеженарезанного. Я, кстати, начинаю готовить плов с аччик-чучука: тончайше пластаю помидоры и лук, а то и чуточку жирномясого болгарского перца, сыплю щепотку райхона и немного кинзы, солю, стряхиваю с кончика ножа жгучий красный перец, перемешиваю, даю постоять с полчаса, а потом убираю дозревать в холодильник. И лишь затем приступаю к плову. Зато когда уже и он готов, аччик-чучук являет свои наилучшие эликсирные свойства.

      – Не провожаю, старик, ничего? – спросил Андрей, глаза которого снова стали «поднурхонными».

      У нас в Туркестане всегда было принято, накинув чапан и сунув ноги в ичиги, провожать до остановки или лично сажать в такси у подъезда. Чтобы гость пошёл, а ему лишь махали в окошко с надцатого этажа, как в России, а то и, чего доброго, «на посошок» набили морду с пьяных глаз – у нас этого нет, и в дурном сне не приснится. Так что Андрей ломанул нынче против традиции, как ледокол на торосы, но я его в данный момент понимал: у нас всё сейчас не как у людей, уж какие тут проводы, к чёртовой бабушке…

      17. «ЖОРКА» БАСКОВ

      Дома было холодно и душно. У меня северная сторона, солнца прямого вообще не бывает, а тут ещё осенняя бесконечная хмарь – немудрено, что квартира, и моя комната вместе с ней, после лета основательно выстыла, а о спасительном протапливании пока только важно разговаривали в Смольном. Поэтому окно приходится в эту пору прикрывать максимально, оставляя лишь узкую щёлочку – совсем-то без свежего воздуха я не могу. Пока я был дома, дискомфорта от его жиденького притока не ощущал, а воротясь от Большаковых, поморщился: сильно однако, оказывается, в небольшой комнатушке мною надышано. Уходя, надо было, конечно, оставить хоть форточку нараспашку, но впопыхах не подумал.

      Переоделся в домашнюю тёплую фуфайку, раззявил окно сколько можно, напугав соловьёв на берёзе напротив, и ушёл в кухню подбивать бабки дня. Заморосил дождь, и я высунулся из кухонного окна там, где узкая, форточная, фрамуга, и подставил макушку под капли. Хотя было сыро и стыло, капли оказались не ледяными, чуть даже не тёплыми – они, вероятно, нагрелись в полёте от трения о воздух, как нагревается спускаемый аппарат космического корабля в плотных слоях атмосферы. А мы и были в тех плотных, я и капли – на уровне шестого этажа,