Записка на чеке. Газетно-сетевой сериал-расследование. Александр Жабский

дурака! – посмотрел на меня какой-то чужой Андрей, каким он никогда не был. Был незнакомым, но до того как я его впервые увидел у Антипина, а потом – сразу своим. Когда он успел стать таким? За годы, что мы не виделись? Но мы, слава богу, уже больше десяти лет опять видимся – и это всё тот же ферганский, «поднурхонный» Андрей, только, как все мы, понемногу стареющий. – Ты помнишь, как я тебя встретил возле Лениного дома весной того года, когда мы с ней познакомились? Только я тогда ещё не знал, что это её дом, а ты-то уже знал.

      Он посмотрел на меня с сожалением, как смотрят, когда узнают об опасном диагнозе друга.

      – И я не знал.

      – Но ты же выходил из её подъезда! – взвился Андрей.

      – Выходил.

      – А зачем ты был в нашем подъезде?! – изумилась Лена и подалась ко мне.

      – Тебе лучше знать! – огрызнулся Андрей и отмахнулся от её попытки сказать что-то ещё, словно замазывая мазком кисти готовые сорваться с её губ слова.

      – Я помогал Марине Игнатьевне донести её сумки.

      – Ну хоть в этом не врёшь.., – обессиленно сказал Андрей и снова сел.

      – А в чём вру?

      – Что не был никогда у Лены.

      – Я и не был.

      Я тоже обессилел и тоже сел. Лена разлила нам по пиалам подостывший чай.

      – О, хорошо – как раз такой, что можно пить с сожжённым нёбом, – одобрил Андрей, пригубив, словно наша перепалка не имела никакого отношения к той обыденности, где происходило чаепитие. Он как бы вышел из одной пьесы и зашёл в другую.

      – Я был в тот день в обществе «Знание», – сказал я, не прикасаясь к чаю. – У них там молодёжный лекторий, и меня мой завотделом в «Комсомольце Узбкистана» Гена Фиглин нарядил по телефону сделать об этом заметку – я же в отделе пропаганды работал. Пришёл, а у них день выдачи пайков – их по четвергам выдавали. Хорошие такие пайки, объёмистые: мясо, шпроты, куча цибиков чая, сервелат, сыра здоровый кусище – ну всё, что было в дефиците. Марина Игнатьевна мне всё про лекторий рассказала, снабдила цифирью и, уже провожая, споткнулась о сумки с пайком, что стояли прислоненные к её письменному столу – две, как сейчас помню. «Простите, расставила тут! Господи, как я это всё понесу…», – сказала она мимоходом и начала про что-то другое. А я говорю: «Давайте я помогу!» – «А вам не трудно? Других дел у вас вечером нет?» – «Но мы же не в Маргилан понесём?» – «Какой там Маргилан! Вон, через две улицы». – «Когда за вами прийти?» – «Да можно сейчас и идти, чтобы вам не возвращаться: у меня сегодня всего два важных дела было – паёк получить да вам данные по лекторию приготовить. Оба выполнены», – улыбнулась она. Она оделась, я подхватил сумки, и мы пошли. В подъезде она забрала у меня сумки: «Неудобно, если соседи увидят. Вот, возьмите». Она достала из одной из сумок две пачки чая с незнакомыми мне этикетками. «Это кенийский, вы такой вряд ли пробовали – его только в обкомовских пайках выдают. Берите-берите, – видя, что я колеблюсь, сказала она. – Все