Разбойничья злая луна. Евгений Лукин

Быстро одевшись, я закрыл шкафчик, но взглянул на Гришу Прахова – и остановился.

      Гриша надевал просторную, застиранную почти до потери цвета… Нет, не рубаху. Я не знаю, как это называется. То, что он в конце концов надел, не имело воротника и завязывалось под горлом двумя тесёмками. На самом видном месте, то есть на пузе, мрачно чернел прямоугольный штамп. Кажется, больничный.

      Затем Гриша погрузился в штаны. Штаны эти, наверное, не одна канава жевала. Они были коротки и всё норовили упасть, пока Гриша не перетянул их по талии верёвочкой, сразу став неестественно широкобёдрым.

      Пиджак был тесен и сгодился бы разве что для протирки деталей. Напялив его, Гриша выдохнул и с хрустом застегнул треснувшую пополам единственную пуговицу.

      Снова полез в шкафчик и достал оттуда… Ну, скажем, обувь. Оба каблука были стоптаны, как срезаны, причём наискосок – от внутренней стороны стопы к внешней.

      Надев эти отопки прямо на босу ногу, Гриша закрыл шкафчик и тут только заметил, что я на него смотрю.

      – Так я пойду? – встревоженно спросил он.

      Я кивнул.

      Рискуя вывихнуть себе обе ступни, Гриша Прахов неловко развернулся в узком проходе и, нетвёрдо ступая, направился к выходу между двумя рядами шкафчиков.

      Я застегнул куpтку и вышел следом. Пересменка кончилась, в раздевалке уже никого не было. Только у входа в душевую стоял Сталевар с полотенцем через плечо. Вытаращив глаза и отвесив челюсть, он смотрел на дверь, за которой, надо полагать, только что скрылся Гриша Прахов.

      Глава 2

      Пройдя через стеклянный кубик проходной, я увидел Люську. Куртейка на ней – импортная, джинсы – в медных блямбах, на скулах – чахоточный румянец по последней моде. Не иначе жениха поджидает.

      – Ты что же это передовиков обхохатываешь? – грозно сказал я. – Смотри! Ещё раз услышу – премии лишу.

      Люська запрокинула голову и рассмеялась:

      – Ой! Передовики! Раз в жизни Сталеваp на пьянке не поймался – так уж сpазу и пеpедовики!..

      Выпрямить ей нос – цены бы девке не было. А если ещё и норов укоротить…

      – А что ж ты думала? – суpово спpосил я. – Не пойман – значит пеpедовик!.. С тебя ещё за пpостой вычесть надо. Из-за кого мы сегодня лист в куpилку сбpосили? Не из-за тебя, что ли?

      – Эх ты! – поpазилась Люська. – Это как же?

      – А так! Новичок как тебя увидел – у него тут же пpобки и пеpегоpели. И так вон ничего не соображает, а тут ещё ты со своим краном…

      Вместо ответа Люська изумлённо округлила глаза. Это мне очень напомнило недавний взгляд Сталевара, и я обернулся.

      Вдоль бесконечно длинной Доски почёта, рассеянно посматривая на портреты, ковылял на подворачивающихся каблуках Гриша Прахов. С ума сошёл! Через первую проходную – в таком виде! Свободно ведь могли на выходе взять – и в ментовку…

      – Ой!.. – потрясённо выдохнула Люська. – Что это на нём?

      – Тихо ты! – цыкнул я. – Не мешай…

      Гриша Прахов как раз проходил мимо моего портрета. Покосился равнодушно и не узнал. Да и немудрено. Я сам себя на этой фотографии узнать не мог.

      Дальше