Жестокий век. Исай Калашников

к подножию горы Бурхан-Халдун, – сказал Мунлик за обедом. – Там редко кто бывает, место безопасное.

      – Опять будем одни? – спросил Тэмуджин.

      – Я постараюсь кочевать поблизости. Выделю вам из своего стада немного скота. Будете сыты. Сейчас Таргутай-Кирилтуху не до вас. У него была стычка с Тогорилом. Сача-беки и Алтан от него отделились.

      – Это хорошо, – обрадовалась Оэлун.

      – Не знаю, – задумчиво сказал Мунлик. – Что хорошо, что плохо, не сразу и поймешь. Нойоны ссорятся, а плакать приходится нам, простым людям. Нет власти, нет порядка, нет и спокойной жизни. А лошадей, Тэмуджин, я не украл. Я только взял часть того, что по праву принадлежит вам.

      Мунлика, видимо, задели слова Тэмуджина, и Оэлун сказала сыну:

      – Слушай, что говорят старшие. А то – украл!

      – А не так? – заупрямился Тэмуджин. – Надо заставить Таргутай-Кирилтуха вернуть все – это будет другое дело.

      Мунлик усмехнулся:

      – Какой умница! Вот и заставь! Ты – сын Есугея!

      – Да, я сын Есугея. И я его заставлю.

      – Ты, я вижу, бойкий парень. Но тебе еще рано помышлять о таких делах. И одной бойкости для этого мало, Тэмуджин. Знаешь, почему твоего отца уважали, в чем была его сила?

      – Мой отец был багатуром.

      – Не только поэтому. Он делал то, что нужно всем, – мечом добывал спокойствие.

      – Я буду делать то же, что делал мой отец.

      – Пусть Небо покровительствует тебе! А пока давай-ка подумаем, как лучше добывать пропитание.

      Из седельных сум Мунлик достал сеть, железные рыболовные крючки и лесу, сплетенную из конского волоса.

      – Это тебе, Тэмуджин. Будешь ловить рыбу.

      V

      Над Чжунду – серединной столицей – вставало солнце. Вспыхнула поливная черепица двухъярусных, с приподнятыми углами крыш императорских дворцов и многоярусных ажурных пагод, засияли золоченые купола, серебряные переплеты окон. Розоватый туман поднимался над пышными парками с озерами, водопадами, созданными руками умелых садоводов.

      На городской стене ударили барабаны, и под своды надвратной башни в город повалил люд предместий, чиновники из округов и провинций Цзиньской империи. Крестьяне на осликах, мулах, быках, а зачастую и на своем горбу спешили доставить на базары столицы свежие фрукты, овощи, муку, бобовое масло. В улочках, стиснутых глинобитными и кирпичными стенами, ноги людей, копыта животных подняли густую желтоватую пыль.

      В этой толпе, сгибаясь под тяжестью корзины с глиняными горшками, чашками, плошками, шел Хо. Матерчатые туфли на войлочной подошве, одетые на босу ногу, посерели от пыли. Пыль забилась в нос, он чихнул, поправил корзину, больно режущую лопатки, прибавил шагу. Вскоре кирпичные ограды расступились, и он оказался на широкой базарной площади, вокруг нее теснились лавчонки городских торговцев, харчевни, мастерские ремесленников.

      Хо нашел свободное место возле лавки, разложил на землю свои горшки и плошки, сел на перевернутую корзину.