Сотворение мира. Елена Крюкова

розовели в напряженье.

      Горячих клавиш масло растеклось,

      Познав свободу взрыва и движенья.

      Я с ужасом почувствовала вдруг

      Живую скользкость жаркой потной кожи

      И под руками – плоть горячих рук,

      Раскрывшихся в ответной острой дрожи…

      Орган, раскрыв меня сухим стручком,

      Сам, как земля, разверзшись до предела,

      Вдруг обнажил – всем зевом, языком

      И криком – человеческое тело.

      Я четко различала голоса.

      Вот вопль страданья – резко рот распялен —

      О том, что и в любви сказать нельзя

      В высоких тюрьмах человечьих спален.

      Вот тяжкий стон глухого старика —

      Над всеми i стоят кресты и точки,

      А музыка, как никогда, близка —

      Вот здесь, в морщине, в съежившейся мочке…

      И – голос твой. Вот он – над головой.

      Космически, чудовищно усилен,

      Кричит он мне, что вечно он живой

      И в самой смертной из земных давилен!

      И не руками – лезвием локтей,

      Щеками, чья в слезах, как в ливнях, мякоть,

      Играю я – себя, тебя, детей,

      Родителей, людей, что нам оплакать!

      Играю я все реки и моря,

      Тщету открытых заново Америк,

      Все войны, где бросали якоря,

      В крови не видя пограничный берег!

      Играю я у мира на краю.

      Конечен он. Но я так не хотела!

      Играю, забирая в жизнь свою,

      Как в самолет, твое худое тело!

      Летит из труб серебряных огонь.

      В окалине, как в изморози черной,

      Звенит моя железная ладонь,

      В ней – пальцев перемолотые зерна…

      Но больше всех играю я тебя.

      Я – без чулок. И на ногах – ожоги.

      И кто еще вот так возьмет, любя,

      До боли сжав, мои босые ноги?!

      Какие-то аккорды я беру

      Укутанной в холстину платья грудью —

      Ее тянул младенец поутру,

      Ухватываясь крепко, как за прутья.

      Сын у меня! Но, клавиши рубя,

      Вновь воскресая, снова умирая,

      Я так хочу ребенка от тебя!

      И я рожу играючи, играя!

      Орган ревет. Орган свое сыграл.

      Остался крик, бескрайний, как равнина.

      Остался клавиш мертвенный оскал

      Да по углам и в трубах – паутина.

      Орган ревет! И больше нет меня.

      Так вот, любовь, какая ты! Скукожит

      В червя золы – безумием огня,

      И не поймешь, что день последний прожит.

      Ты смял меня, втянул, испепелил.

      Вот музыки владетельная сила!

      Когда бы так живую ты любил

      Когда бы так живого я любила…

      И будешь жить. Закроешь все штифты.

      Пусть кузня отдохнет до новых зарев.

      И ноты соберешь без суеты,

      Прикрыв глаза тяжелыми слезами.

      О, тихо… Лампа сыплет соль лучей.

      Консерваторская крадется кошка

      Дощатой сценой… В этот мир людей

      Я возвращаюсь робко и сторожко.

      Комком зверья, неряшливым теплом

      Лежит на стуле зимняя одежда.

      И