Дорогая, а как целуются бабочки?. Владислав Филатов

с его сыном подрался.

      – Драться, конечно, нехорошо, но я отменяю приказ генерала.

      – А вы разве можете?

      – Могу, – говорит. – В некоторых случаях.

      Весь остаток дня и полночи, наверное, мучила мысль: что будет? Нас по взводам расформировали, двадцать пять человек – в каждом. Но спим мы, все сто, в одной огромной, со спортзал, заставленной рядами железных коек, комнате. Так вот, я не сплю.

      Утром приехал отец, говорил с командиром. Не знаю о чем, но оргвыводов не последовало. И экзамены я сдал. На пятерки.

      Форма, которую нам выдали, зачитав приказ о зачислении, была копией той, что носили кадеты царской России. Черные шерстяные брюки с красными лампасами; гимнастерки – зимняя черная и летняя белая, парадный мундир, со стоячим красным воротничком, украшенном по окружности золотой лентой. К парадному мундиру прилагались белые перчатки.

      Гимнастерки носили на выпуск, но под ремень, а шинель тоже была черной. Черной, очень длинной и очень взрослила нас, что нам, как вы понимаете, нравилось. Шинель наша нам нравилась, хотя с непривычки казалась страшно жесткой и сковывала движения. И в ней было не жарко зимой. Но потом не было ее родней. Она была нам и одеялом, и палаткой – дождевые капли скатывались с шинельного сукна, как с брезента.

      Невероятно гордились мы красными погонами: суворовца, вице-сержанта (командиров отделений), вице-старшины (заместитель взводного командира). И вообще к своей форме относились с трепетом. Гладили по нескольку раз в неделю брюки, борясь с пузырями на коленках. Натрем изнанку мылом и утюжим через газету. С мылом стрелки держались значительно дольше. Кстати, делали мы их и на рукавах гимнастерок. И на спинке. Модники на спине утюжили по три: две вертикальных и одну горизонтальную.

      Начищали, само собой, до блеска пуговицы (они у нас из латуни были) и пряжку ремня. И именно в Суворовском я впервые взял в руки иголку. Сначала для того, чтобы пришить подворотничок. Потом, чтоб модифицировать брюки – ширина наших брюк колебалась вместе с колебаниями моды.

      В пятидесятых мода предписывала брюки широкие. Очень широкие. А у нас были не очень. Но мы не мирились. Мы выбивали у стула седушку, сиденье, хорошенько мочили свои суконные штаны, натягивали на эту самую седушку, и к утру получали клеши, которым мог бы позавидовать моряк революционного Балтийского флота.

      Ну а потом пошли «дудочки», и мы стали брюки свои ушивать. Ушивали вручную. Изобрели «машинный шов» и «строчили». Некоторые с бешеной просто скоростью.

      Сергеенков умудрялся делать это в течение одной перемены. Тогда ж борьба была со стилягами, да и не по уставу это – узкие брюки, и, естественно, нам влетало. Нет, никаких розог. Мы отделывались нарядами вне очереди.

      Идешь, к примеру, по расположению роты, навстречу – офицер. Видит, брюки на тебе не установленного образца, приказывает:

      – Распороть! Сто восемьдесят клеточек!

      « Сто восемьдесят клеточек » – это наряд вне учереди на мытье полов в коридоре. Длинный такой коридор. Выложен плиткой, или клеточками, на