Записки несостоявшегося гения. Виталий Авраамович Бронштейн

письмо за воспитание сына: «прекрасного советского человека, стойкого воина, являющегося примером для товарищей, командиров (?) и подчиненных».

      Легко нанес чужую подпись, шлепнул печать и отправил домой почтой – ликуй, родная! А через пару недель со мной случилось единственное за все время службы чудо: поощрительный десятидневный отпуск с поездкой на родину.

      Счастья полные штаны, приезжаю домой, внимаю маминым восторгам, умиротворен и расслаблен, и вдруг:

      – Какой же молодец твой командир, сынок! Получила я от него такое чудное

      письмо, читала всем на работе, наш комбинат тобой прямо гордится! И знаешь, я так

      воодушевилась, что и сама написала ему теплый ответ: поблагодарила за внимание к

      солдатам и их родителям, немножко рассказала, каким ты был в детстве, и даже вложила

      вырезку из комбинатской газеты с текстом его благодарственного письма… Пусть

      человеку тоже будет приятно!

      Я сидел, ошеломленный, и тупо молчал.

      – Мама, мамочка, что ж ты наделала, родная, – билось у меня в голове, – что же теперь

      со мной будет, когда командир получит ответ на письмо, которое он не посылал?..

      Нетрудно представить, что это был за отпуск и с каким настроением возвращался я

      в часть. И, кажется, напрасно. Командир, расспрашивая, как я съездил домой, ничем не

      показал, что ему известна моя проделка. Я даже подумал, что, возможно, мамин ответ, к

      счастью, затерялся на длинном пути из Украины в Армению. И только в конце разговора

      Борис Алексеевич, глядя мне прямо в глаза, доброжелательно заметил, что вполне

      доволен моей службой и считает, что пришла пора послать моей маме благодарственное

      письмо.

      – Напиши его сам,– сказал он,– и дашь мне завтра на подпись.

      А так как я, не поднимая глаз, подавленно молчал, веско добавил:

      – Разве твоя мама не заслужила настоящей благодарности?

      Вообще, оглядываясь назад, честно скажу, что мне очень везло в жизни на

      порядочных людей. С тем же командиром моего погранотряда связана еще одна хорошо

      запомнившаяся мне история.

      Как-то уж так получилось, что мы с ним, несмотря на разницу в возрасте и

      положении, по-человечески близко сошлись. Он долго приглядывался ко мне, потом стал

      давать разные доверительные поручения, несопоставимые с моим служебным статусом.

      Так, на третьем году службы я писал для своего полковника разные выступления и

      доклады. Ему нравился мой слог, хорошо совпадавший с его речевым ритмом. Однажды

      мне было поручено подготовить материал для выступления на активе Закавказского

      военного округа о роли офицера в подъеме уровня боеготовности своей части или

      подразделения. Я все выполнил, он прочитал, был очень доволен, с тем и уехал на

      совещание в Тбилиси. А когда вернулся в отряд, буквально, сиял.

      – Ну и молодец ты, Бронштейн,– гудел он своим командирским басом,– голова у

      тебя варит нормально, мое выступление отметил