Записки несостоявшегося гения. Виталий Авраамович Бронштейн

характерную особенность: четвероногие любимцы семьи

      историка носили имена или клички, заимствованные из славного прошлого: любимый

      бульдог – Рамзес, а его бесподобная кошачья половина с удивительного свечения

      изумрудными глазами – распутная Клеопатра.

      Наследник громкого имени египетского фараона в ходе вечерней прогулки вел себя

      в высшей степени демократично: ничуть не стесняясь благородной подруги, решительно

      помечал легкой прозрачной струйкой каждый встретившийся на его пути столбик.

      Насонов мне обрадовался. Стал говорить, что в последнее время ведет активный

      образ жизни: вчера, например, посетил с женой выставку собак, весьма интересно и

      29

      поучительно. Завтра они собираются культурную программу продолжить: взяли билеты

      на выставку людей – спектакль местного театра.

      ***

      Ученики его любили. Выпускники знали, что лучший подарок бывшему наставнику –

      хорошая импортная зажигалка. Везли их отовсюду, своей коллекцией он очень гордился.

      И то сказать: в те времена зажигалки довольно дорого стоили. Одно плохо, получив такой

      презент, он тут же терял нить разговора и все внимание переключал на новую блестящую

      игрушку, разглядывая ее, непрерывно щелкая и не выпуская из рук ни на секунду. Не

      думаю, чтобы это был старческий маразм. Просто со своими он позволял себе не

      притворяться и не играть в этикет.

      Ко мне Насонов относился, в целом, доброжелательно, но несколько свысока. И

      когда я спросил однажды, не является ли его страсть к зажигалкам признаком

      «геростратова комплекса», как-то по-новому на меня посмотрел. Как смотрят на человека, которого видят впервые. Мне даже кажется, что после этого пустяка он ко мне заметно

      переменился, стал воспринимать более серьезно.

      Впрочем, все годы нашего знакомства, чем бы я ни занимался и где бы ни работал, я оставался для него студентом, тем самым студентом, что проходил когда-то

      педагогическую практику в его школе. Один из многих – не более. Правда, потерявший к

      нему интерес позже всех остальных…

      За пару месяцев до окончания института он спросил, что я собираюсь делать

      дальше.

      – Ты что, дурак – ехать на село?! – удивился он и устроил меня на полставки

      воспитателя в интернат к своему давнему приятелю, бывшему сокурснику, директору

      Скрыпнику. На эти полставки нужно было работать одну неделю ежедневно по полтора

      часа, с подъема и до завтрака, а вторую – с четырех часов пополудни и до отбоя, 22.00

      вечера.

      Детки мне попались еще те, впрочем, какие вообще дети водятся в наших

      интернатах? Вели себя плохо, нервы горели так, что я уже стал подумывать об уходе

      подобру – поздорову. Но мне повезло: попалась в коллективе одна сердобольная дама, счастливая обладательница роскошного бюста необъятных размеров, тревожно

      привлекавшего мои стыдливые взоры. Впоследствии она сделает неплохую по местным

      меркам