Триумфальная арка. Эрих Мария Ремарк

– его псевдоним и, как видите, звучит совсем не по-актерски, не правда ли?

      Хозяин не сдавался.

      – В наши дни много чего случается, – заявил он.

      – Не так уж много. Обратитесь к истории, и вы увидите, что мы живем в относительно спокойное время.

      – Благодарю, с меня хватает.

      – С меня тоже. Но нужно искать себе утешение в чем только можно… Двадцать седьмой, вы сказали?

      – Да, мсье.

      Равик постучал в дверь. Никто не откликнулся. Он постучал снова и услышал невнятный ответ. Он открыл дверь и увидел на кровати у стены женщину. Она медленно подняла на него глаза. На ней был синий английский костюм, тот же, что и в первый раз. Она казалась бы менее одинокой, если бы лежала на постели непричесанная и в халате. Но она оделась неведомо для кого и для чего, просто по привычке, потерявшей уже всякий смысл, и у Равика защемило сердце. Это было ему знакомо – он видел сотни людей, эмигрантов, заброшенных на чужбину, – они сидели так же. Крохотные островки призрачного существования, они сидели, не зная, что делать, и только сила привычки поддерживала в них жизнь.

      Он прикрыл за собой дверь.

      – Надеюсь, не помешал, – сказал он и тут же почувствовал всю бессмысленность своих слов. Что, собственно, могло помешать этой женщине? Ей уже ничего не могло помешать.

      Он положил шляпу на стул.

      – Вам все удалось уладить? – спросил он.

      – Да. Хлопот было немного.

      – Обошлось без трудностей?

      – Да.

      Равик сел в единственное кресло, стоявшее в комнате. Пружины заскрипели, и он почувствовал, что одна из них сломана.

      – Вы собирались куда-нибудь уходить? – спросил он.

      – Да. Не сейчас… попозже… В общем, никуда… Просто так. Что мне еще делать?

      – Ничего. На первых порах так и надо. У вас нет знакомых в Париже?

      – Нет.

      – Никого?

      Женщина устало подняла голову.

      – Никого… кроме вас, хозяина отеля, кельнера и горничной. – Она невесело улыбнулась. – Не так уж много, правда?

      – Да, немного. А мсье… – Равик силился вспомнить фамилию покойного. Он забыл ее.

      – Нет, – сказала она. – У Рачинского в Париже не было знакомых, а может быть, я просто ничего о них не знала. Он заболел сразу после нашего приезда.

      Равик не собирался засиживаться у нее. Теперь, увидев ее состояние, он изменил свое намерение.

      – Вы ужинали?

      – Нет. Я не голодна.

      – Вы сегодня вообще что-нибудь ели?

      – Да. Днем. Днем это проще. А вот вечером…

      Равик осмотрелся. От маленькой пустой комнаты веяло безнадежностью, тоской и ноябрем.

      – Вам пора выбираться отсюда, – сказал он. – Пойдемте. Поужинаем вместе.

      Он ожидал возражений. Женщина выглядела совершенно равнодушной ко всему. Казалось, ничто не способно ее расшевелить. Но она сразу встала и взяла свой плащ.

      – Этого недостаточно, – сказал он. – Плащ слишком тонок. Нет ли чего-нибудь поплотнее? На улице холодно.

      – Днем шел дождь…

      – Он и сейчас идет. Но все равно