Наследники Византии. Ольга Ранцова

только за дверью послышались шаги сенных девок, он тут же вскочил с постели, стал трясти за плечо Приселка, похрапывающего на полу, и натягивать порты, рубаху. На минуту замер, глядя на иконы. Нет, не прочесть утреннее правило было нельзя.

      Приселок, сбитый с толку такой спешкой, все твердил:

      – Что эта? Чего та эта?

      – Да говорю же тебе – учитель велел по ране прийти.

      – Чего эта?

      Анна Микулишна только охнула, отерла платочком чело в испарине, перекрестила белой ручкой непоседливого сына. Скорее бы уж вернулся Семен Иванович… тут вот- вот родить…

      Около школы было пусто. И, наверное, Приселок точно что-то бы заподозрил, но тут пришел Тихон Босой за ручку с нянюшкой. Укутанная в сто платков, нянюшка скользила, переваливалась, и не ясно было, кто кого ведет в ученье – нянюшка Тихона или Тихон нянюшку.

      – Слава Ти, Христе, дошли, – сказала нянюшка Приселку, – заранее выходим. Скользота – то кака, страсть. Я все дивлюсь, как люди на кони ездют.

      Нянюшка была говорлива, Приселок тоже любил почесать языком… Миша и Тихон быстро вошли в школьную избу. Здесь было тепло. Сторож уже хорошо протопил печи и сейчас как раз возился с заслонкой в той горнице, где занимался с учениками отец Николай. Сторож щелкнул задвижкой, прислонил кочергу к стене и ушел.

      Кочерга – то Мише и была нужна. С колотящимся сердцем, он быстро взял кочергу, подошел к двери и стал пристраивать её так, что бы закрыть дверь, но не намертво, а с ослабой. Потом, под взглядом удивленного Тихона, вынул из своей торбы не азбуку (азбука осталась дома под подушкой), а небольшой бочонок с едко вонявшей смазкой для тележных колес. Мишка тут же вытащил из бочонка заглушку и стал поливать смазкой, тягучей и черной, пол около двери.

      – Тебе от учителя попадет за это, – сказал рассудительный Тихон.

      Миша, высунув язык, старательно выписывал черные куролесы. Остановился, передохнув, сказал:

      – А… А отца дома нету. Может к Рождеству только вернется, – подумал и добавил с надеждой, – а может, вообще через год.

      И вот они уже стоят в дальнем безопасном углу. Сердце у Миши колотится бешено. Он слышит, как первые ученики собираются у порога, кто-то пытается открыть дверь, все галдят, крик всё сильнее. Наконец, вожделенный миг: Васька – верзила стал колотить кулачищами в доски.

      – Отворяй! Кто там заперся?!

      Под напором ребят дверь трещит, кочерга падает вниз, и Васька – верзила первым влетает в горницу и тут же, скользя сапогами, плюхается в черную жижу. Отроки один за другим сыплются на него, валятся на пол, измазываясь в вонючей скользоте, пытаются встать, хватаясь друг за друга, и опять падая.

      Мишка аж за живот хватался, потешаясь виденным. В груди у него что-то ёкало от смеха, хотелось кричать и прыгать, и мальчик подскочил зайцем, дернув Тихона за рукав:

      – Подлиховали мы им, гляди! Гляди!

      Какой-то отрочонок, пытаясь выползти из общей свалки, как червячок виляя ногами и животом, потешно тянулся к столу. Хотел ухватиться за столешницу…