Горбун, Или Маленький Парижанин. Поль Феваль

Ориоль явился на свет на углу улицы Моконсейм в лавке, где торговали чулками и прочим подобным товаром. Сбереги Шаверни эту шутку до ужина, она имела бы бешеный успех.

      – Вы, Навайль, получаете просимую вами пенсию, – продолжал Гонзаго, это живое воплощение провидения, – а вы, Монтобер, патент.

      Монтобер и Навайль пожалели о том, что смеялись.

      – Вы, Носе, завтра поедете в королевских каретах в свите его величества. Жиронн, о том, чего я добился для вас, я сообщу, когда мы останемся с вами наедине.

      Носе был доволен, а уж Жиронн – тем паче.

      А Гонзаго все длил перечень благодеяний, не стоивших ему ничего, называя поочередно все имена. Даже барон фон Батц и тот не был забыт.

      – Подойди ко мне, маркиз, – сказал наконец он.

      – Я? – удивился Шаверни.

      – Ты, ты, балованное дитя!

      – О, кузен, я знаю свою судьбу! – дурашливо произнес маркиз. – Все мои юные соученики, которые послушно вели себя, получили satisfecit[46]. А самое меньшее, что грозит мне, быть посаженным на хлеб и воду. Ах, – воскликнул он, стукнув себя кулаком в грудь, – признаю, я вполне заслужил это.

      – На утреннем приеме был господин де Флери, воспитатель короля, – сообщил Гонзаго.

      – Естественно, – заметил маркиз, – такова его должность.

      – Господин де Флери строг.

      – Такова его обязанность.

      – Господин де Флери узнал про историю, которая у тебя произошла в монастыре фейанов с мадемуазель де Клермон.

      – Ой! – ойкнул де Навайль.

      – Ой! – подхватил Ориоль с товарищами.

      – И ты, кузен, не дал отправить меня в изгнание? – полуутвердительно спросил Шаверни. – Премного благодарен.

      – Речь, маркиз, шла вовсе не об изгнании.

      – А о чем же тогда, кузен?

      – О Бастилии.

      – Значит, ты спас меня от Бастилии? Стократ благодарен!

      – Я сделал более того, маркиз.

      – Более, кузен? Мне, видно, придется пасть пред тобою ниц?

      – Твои земли в Шанейле были конфискованы при покойном короле?

      – Да. Когда отменили Нантский эдикт[47].

      – Они приносили хороший доход?

      – Двадцать тысяч экю, кузен, и я продался бы дьяволу даже за половину этой суммы.

      – Твои земли в Шанейле возвращены тебе.

      – Правда? – воскликнул маленький маркиз, потом, протянув руку Гонзаго, с самым серьезным видом произнес: – Что ж, слово сказано, я продаюсь дьяволу.

      Гонзаго нахмурил брови. Его приспешники только ждали знака, чтобы возмущенно завопить. Шаверни обвел их презрительным взглядом.

      – Кузен, – тихо заговорил он, выделяя каждое слово, – я желаю вам только счастья. Но если настанут дурные дни, толпа, окружающая вас, рассеется. Я никого не оскорбляю, таково правило, но я останусь с вами, даже если буду один.

      V

      Почему отсутствовали Фаэнца и Сальданья

      Распределение благодеяний закончилось. Носе обдумывал, в каком наряде он завтра поедет в придворной карете. Ориоль, уже пять

46

 Удовлетворительно (лат.).

47

 По Нантскому эдикту, изданному в 1598 г. Генрихом IV и завершившему Религиозные войны, гугенотам предоставлялась свобода вероисповедания и богослужения. Эдикт был отменен в 1685 г. Людовиком XIV, и его отмена сопровождалась преследованиями гугенотов.