Что было бы, если бы смерть была. Николай Бизин

вам (нынешнему) – пора с такой окраиной спознаться. Именно с такой. Если вы не трус и не труп.

      – Да, – просто сказал Топоров. – Пошёл вон. Женщина тебе в помощь.

      И Перельман встал, чтобы честно пойти вон.

      – Погодите, – сказал Максим Карлович. – Вы плутаете в иллюзиях, но отрицаете постмодерн. Думаю, вам будет полезно послушать одну историю:

      Вчера был в Остфризии; Фрисландия – это такая земля на Северном море, частью в Голландии, частью в Нижней Саксонии. Римская история отмечает фризов как самых сильных из германцев, а современный европейский фольклор постановил, что фризы самые глупые. Про фризов столько же анекдотов (и похожих), как в России про чукчей. И сами фризы про себя анекдоты рассказывают – они добродушные.

      Приехал я ночью, иду в гостиницу – темно, холод от холодного моря. Чуть не врезался в столб – кто-то догадался: посреди лощади столб вкопал. Едва уберегся: со столба свисает огромная цепь, на уровне головы болтается булыжник на цепи, в пуд весом.

      Под булыжником освещена надпись:

      "Это осфризский определитель погоды.

      Если камень холодный – значит холодно.

      Если камень горячий – значит, солнечный день.

      Если камень мокрый – значит, дождь.

      Если камень качается – значит, сильный ветер.

      Если вы расшибли голову о камень – значит, вы еще глупее фризов"

      Совершенное концептуальное произведение, лучше Бойса и Дюшана, причем с глубоким культурным смыслом.

      Вот бы в музеях современного искусства такие ставить – для определения ценности искусства. Только вместо булыжников – вешать кураторов. (Maxim Kantor21 сентября 2012 г. в 22:27. ОПРЕДЕЛИТЕЛЬ ГАРМОНИИ)

      Перельман (даже) – не улыбнулся. Ещё до рождения Перельмана всё давно сказано, и теперь говорить было не о чем. Перельман вышел из ресторана.

      Вот только его душа у монитора всё еще не решила: будет ли Хельга ожидать его при выходе из ресторации, или ему придется её догонять: от добра добра не ищут; к (человеческому) злу это тоже относится.

      С одним Перельман был не согласен. Переход в виртуальность «серой» зоны (Украина-окраина) создавал не иллюзию свободы, а лишь (постмодерно'вое) чувство вседозволенности.

      Так что «внутренне встроенный» в европейский колониализм Максим Карлович очень напрасно приписал всему удобную ему лично окончательность.

      Ещё (и за этим) – на Украину следовало отправиться самому (какой-то своей ипостасью): убедиться, что с человечеством не покончено.

      Как же не любить женщину? Она нам Бога родила. (Николай Островский)

      Перельман не рассматривал женщину как проход в инобытие (восприятия). Перельман вообще не рассматривал женщину как средство. Перельман понимал женщину настоящей, всамделишной (воплощающей тонкий мир).

      И не имело значения, что помянутая ранее Хельга таковой не оказалась. Чтобы решить, как физически забросить телесного Перельмана в ad marginem (посредством ли соития с Хельгой, или – посредством от неё бегства), душа Перельмана естественным образом читала хорошую версификацию:

      Я