Что было бы, если бы смерть была. Николай Бизин

провидишь.

      Перельман не ответил. Он смотрел на советский Крещатик. Который тоже был воображаемым и (почти) не реальным.

      – Когда лукавый протянет тебе два сжатых кулака и предложит выбрать, не выбирай, – сказал малец.

      Малец тоже был (почти) – воображаемым. Стоило дать ему другое имя (не Малец и не Эрот) – например, переменив пол: «какая-никакая» Дульсинея. Тогда бы он ничуть (помятуя его появление в ресторане) не напоминал о Хельге.

      Мальчик качнул головой:

      – Назад пути нет, – и внезапно перешёл на «вы»: то ли – «младенец» Эрот вернулся в детство, то ли (ему, Перельману) – напомнил о бесполезной множественности версификаций.

      Они всё еще шли по Крещатику. Перельман помнил лишь небольшую его часть. Там (в этой части) они всё время и находились.

      – Если вы (всё же) вернётесь назад, жизни у вас всё равно не будет: теперь вы узнали её непрочность. Или опять спрячетесь в искусственную нирвану? Но здоровья у вас много: сразу – умереть не выйдет, а потом – ваши версификации опять вас настигнут.

      Малец помолчал. Потом подытожил:

      – Только сил у вас тогда будет уже меньше. Намного меньше.

      – Я прекращу версифицировать.

      На эту глупость ответа не последовало. Версификации нельзя было убить. Они и так не совсем (более чем) живые: ушли за пределы скудного бытия (создали иллюзии выбора, бессмертия и неуязвимости).

      На сказанное Перельманом Малец не отреагировал, сказал другое

      – А не пора ли приступить к действию. Совершить какие-никакие телодвижения, – сказал мальчик.

      – Хорошо.

      – Сделано!

      Крещатика не стало. Не стало советских украинцев вокруг. Перельман оказался в допросном подвале, возможно, где-то в Днепропетровске или Одессе июня 2014 года.

      Прошлого Перельмана тоже не стало. А нынешним Перельманом готовились побеседовать двое нынешних Украинцев.

      Перельман был беспомощен, а они были непобедимы.

      – Смотри, – сказал ему римский мальчик (сам, замечу, сделавшийся невидимым), – Я мог бы опять натравить на тебя женщину Хельгу и даже дать ей прекрасное имя Дульсинея. Я мог бы поместить тебя в автобус с матерями солдат, который расстреливают украинские военные. Или ты стал бы смертельно раненым оператором и до последнего держал бы в руках камеру, понимая: уже не удержишь.

      Здесь невидимый римский мальчик невидимо усмехнулся:

      – Ты думаешь, эти фашисты непобедимы? Нет, это Хельга непобедима. А с убийцами и глупцами ты ещё потягаешься.

      Перельман не поверил.

      Малец это понял и не удивился:

      – Ты – опять победишь, ибо ты и есть прозрение мира, и без тебя – мира не будет. Тебе – только время понадобится. Но вот времени у тебя и нет. Ты им не владеешь, а всего лишь играешь версиями т. н. «велений времени».

      Напомню, теперь Перельман находился в допросном подвале в Днепропетровске. Поскольку он был еврей и москаль, то здесь человеком не считался. А вот напротив него сидело двое убеждённых людей-Украинцев.

      – Хотите хорошее стихотворение