Мы – это мы. Ксения Перова

тебя обидел? Бен и Нат?

      – Нет.

      Все это выглядело более чем странно, но, увы, у Хэла не было времени разбираться..

      – Слушай, отец заболел, я наберу ягод и назад. Не могу болтать, здорово, что повидались, давай!

      Он прошел мимо, отодвигая с дороги мокрые ветки. На миг показалось, что сейчас ему на плечо ляжет рука, но мальчик не пошевелился и не издал ни звука.

      И Хэл поспешил к кустам можжевельника.

      Ближе к вечеру отец пришел в себя.

      Накрапывал дождь, монотонно шелестел за окном, словно шептал что-то. Он навевал сон, но Хэл усилием воли отгонял дремоту. Клод и Себастьян уже спали, утомленные днем, полным тяжкого труда, мать возилась на кухне. Она постоянно пребывала в движении, словно только работа придавала ее существованию какой-то смысл.

      Голова Хэла все тяжелее давила подбородком на подставленную ладонь, и тут он заметил, что отец открыл глаза и смотрит на него.

      – Как ты? – прошептал Хэл, оглядываясь на полосу света под дверью и мысленно умоляя Всемогущего, чтобы тот задержал Майло в деревне подольше.

      А еще лучше – чтобы Майло поскользнулся где-нибудь на своем костыле и сломал шею.

      Отец погладил его по руке и чуть опустил веки. Осунувшееся лицо казалось моложе, чем обычно, его можно было принять за старшего брата Хэла.

      – Рассказать тебе что-нибудь? Может, хочешь попить?

      Пол слегка качнул головой.

      – Нет. Посиди со мной.

      – А я и так здесь, никуда не денусь!

      Хэл бережно поправил волосы отца, прилипшие к влажной шее. Встал, чтобы принести новую свечу – прежняя уже догорала, и тут входная дверь скрипнула, впуская постукивание костыля.

      В груди Хэла привычно похолодело, он невольно задержался в комнате, чтобы Майло его не заметил. Тот прошел на кухню, но резкий голос разносился по всему дому:

      – Слыхала, что во Вьене-то случилось?

      Мать что-то прошелестела в ответ, и Хэл невольно поморщился. Майло относился к матери с еще большим презрением, чем к отцу, совсем ее не замечал. Хэлу казалось, что он и упоминает-то ее только как предлог для попреков, мол, шляешься, не помогаешь…

      Но новость, как видно, жгла Майло язык, и, когда он заговорил, Хэл, собиравшийся проскользнуть в кладовку за свечой, застыл на месте:

      – Жену корзинщика должны были казнить – мужа порешила. И подумать только, пока ее везли на площадь, собралась преогромная толпа, споры пошли, да раздоры, виновна она или нет. Мол, муж-то ее изрядно поколачивал, и она лишь защищалась, за что же жизни лишать? Слово за слово, начали ее отнимать, Свершителю голову разбили, одна половина народа с другой схлестнулась. Визг, крики, кровища рекой течет! Весь город ходуном ходил, такая была драка! Патруль, стражу – всех разметали! Во дела, а?

      Мать что-то спросила, и Майло продолжил, задыхаясь от волнения:

      – А Темный ее знает, то ли сбегла, то ли затоптали. Мальчишка Аганнов вот только из Вьена вернулся, говорит, боялся ехать, город, как котел, бурлит! Свершителя даже прибили,