Мы – это мы. Ксения Перова

что он болен, не дает права так себя вести.

      Отец вздохнул и повернулся на бок.

      – В год, когда родился Майло, было очень холодно, все лето шли дожди. Хлеб сгнил на корню, овощи погибли. Все голодали, и твоя мама тоже… а когда Майло родился, все думали – не жилец. Он дышал так, словно каждый его вздох последний. Но однажды, когда твоя мать спала… я сидел у очага и держал Майло на руках. От тепла ему как будто становилось легче. И вдруг – то ли свет упал по-другому, то ли я задремал… но мне почудилось, будто личико Майло покрыли морщины и я вижу перед собой старика, прожившего долгую жизнь. И утром сказал твоей матери – ничего не бойся, он выживет… наш сын будет жить. А потом, без всяких причин…

      Пол тяжело вздохнул и закашлялся, стараясь производить поменьше шума. Хэл придержал его за плечи. От тела отца исходил жар, обжигающий даже сквозь одежду. В распахнутом вороте рубахи мелькнул слабый отблеск – маленький охранный амулет из темного металла, все, что осталось у Пола от матери. Отец носил его не снимая, но болел так часто, что проку от этой вещицы, судя по всему, было немного.

      – Я пытался… урезонивать его, – продолжал Пол, отдышавшись, – просил, уговаривал. Но ярость его слишком велика. Он понимает, что скоро умрет и завидует всем нам, нашему здоровью, тому, что мы продолжим жить, когда его не станет. Впереди у него ничего нет – ни любви, ни детей, ни свадебных венков… только смерть. И он… ненавидит нас за это.

      – Но что же делать? – вырвалось у Хэла. – Невозможно так жить!

      Пол тяжело вздохнул.

      – Мы должны. Каким бы ни был Майло, он наш сын и твой брат. Мы не можем бросить его в беде.

      «А как же наша жизнь? Неужели она не имеет значения?!» – хотел крикнуть Хэл, но сдержался, лишь молча накрыл горячую руку отца своей. В комнате было прохладно, но на висках выступил пот, его обуревали сотни взвихрившихся чувств и мыслей.

      Еще ни разу в жизни отец не говорил с ним так прямо и откровенно, но его слова переворачивали все в сердце Хэла. В эти минуты он любил отца, как никогда прежде, хотел уберечь его и маму, но не знал, как это сделать.

      – Поспи, – прошептал он, – я буду рядом.

      – Спасибо.

      Пол все еще держал его руку, но постепенно дыхание выравнивалось, и пальцы мягко расслабились. Хэл продолжал сидеть в той же позе и думать, думать, думать…

      Он чувствовал себя ужасно беспомощным. Отец прав, прогнать Майло из деревни, как от века поступали с неугодными людьми, обречь его на одинокую, мучительную смерть они не могут. Но и терпеть дальше его злобные выходки нет никаких сил. В этот миг Хэл был готов на что угодно, лишь бы найти выход из этой ловушки.

      И тут в голову пришла неожиданная, почти безумная мысль.

      Вязкая темнота липла к оконному стеклу, как смола. В доме царил покой, лишь дыхание Пола и тихое шуршание мыши в углу нарушали тишину.

      Хэл поднялся, потянулся всем телом, онемевшим от долгой неподвижности. Потом подошел к шкафу, где хранилась одежда, и на ощупь подцепил доску пола у его правой ножки.

      Местонахождение тайника хранилось в строжайшей тайне,