Присягнувшая Черепу. Брайан Стейвли

отбивалась от крокодилов женщина с жердью.

      – Пирр! Ты поднимаешься или как?

      Я подняла глаза на Элу, улыбавшуюся мне из просвеченного лучами круга зонта.

      – Могла бы сбросить мне веревку, – сказала я.

      Она расхохоталась, словно над замечательной шуткой.

      – Нет веревки. К тому же так неинтересно.

      – Ты не забыла, – брюзгливо добавил Коссал, – что впереди у нас сегодня еще пятнадцать миль? Веревка была бы ни к чему, удержись ты на мосту.

      Последнее замечание прозвучало с такой укоризной, будто я нарочно свалилась в протоку.

      – Вольно вам идти без меня, – огрызнулась я. – Я догоню.

      – Ты его не слушай, – покачала головой Эла. – Мы не прочь подождать. Такое чудесное утро.

      Несчастное дурачье в шаге от меня с ней бы не согласилось. Они, спасая подругу, только сами влипли хуже прежнего. Один из мужчин – длинноволосый, с прямым подбородком, тонкий в талии, – не выпуская запястья тонущей девушки, поймал мой взгляд.

      – Помоги! – выдохнул он. – Пожалуйста.

      Грязь уже поднялась ему до колена и подползала выше. За его плечом женщина с палкой проигрывала сражение. Яростные выпады не помешали крокодилам оттеснить ее к остальным, да еще при каждой возможности отхватывать зубами конец деревяшки. Женщина сдавала. Она и до сих пор держалась на одном отчаянном упрямстве.

      – Пирр, – позвала сверху Эла. – Бог здесь справится без тебя.

      Я на миг замерла, уставившись на бьющихся за свою жизнь людей. А потом покачала головой:

      – Нет. Рано.

      Мое решение не подобало служительнице Ананшаэля. По правде сказать, мне не было дела до тяжести его нависшей над нами руки. Мой бог присутствует всегда и всюду. И я ничего не имела против крокодилов, этих великолепных зверей, вполне достойных звания божьих посланцев. Меня растревожила не сама борьба, а бессмысленность этой борьбы. Мы, жрицы, забираем жизнь быстро и чисто. Если этим людям назначено умереть, пусть умрут. Если им назначено сражаться, пусть сражаются. А они вместо того застряли не там и не здесь, в безнадежности, принадлежавшей не Ананшаэлю, а страху и боли. Страх и боль были слишком памятны мне с детских лет. Я и к богу обратилась, чтобы уйти от них.

      – Ложись, – велела я, указывая на трясину перед увязнувшей женщиной.

      Мужчина тупо вытаращил глаза.

      – Ложись, – повторила я. – Ты тонешь, потому что ступни маленькие. Живот большой. Ляг плашмя, пусть она выбирается по тебе.

      Он быстро сообразил, кивнул и, с громким чмоканьем вытянув ноги из ила, растянулся перед утопающей ничком. Второй, тоже высвободившись, сел другу на спину и с этой более надежной опоры стал дюйм за дюймом вытягивать спутницу из жестокой хватки реки. Женщина между тем попала палкой прямо по носу крокодилу, вынудив его отступить. Второй, почуяв неудачу, погрузился глубже в воду.

      – Тащите ее! – не оборачиваясь, крикнула женщина. – Тащите, чтоб вас!

      – Еще немного, – пропыхтел лежащий в грязи. –