Присягнувшая Черепу. Брайан Стейвли

с улыбкой обернулась:

      – Что бы этот старый дурень понимал в любви!

      – Хоть однажды он должен был любить.

      – Однажды? – Жрица склонила голову к плечу, потом, сообразив, кивнула. – А, ты про Испытание.

      – Он его прошел. Значит, кого-то любил. Без этого никак.

      – Возможно, – ответила Эла и пожала плечами. – Довольно о нем, Ананшаэль уже почти схватил его. Так вот что тебя тревожит? Последний дар богу?

      Я колебалась. Правда виделась мне унизительной.

      Жрица развернула меня к себе лицом. Одной рукой она взяла меня за плечо, другой приподняла подбородок так, что мне пришлось взглянуть в ее темные глаза. Облачко ее волос светилось в огнях свечей, а лицо терялось в тени. Она была лишь немногим выше меня, но тогда я снова почувствовала себя ребенком, заплутавшим в лабиринте едва знакомых чувств.

      – Они всем тяжело даются, – сказала Эла. – Последние строки песни. Даже жрецам Ананшаэля случается забывать, что мы принадлежим нашему богу. А любовь – коварная, пронырливая богиня. Она заставляет верить.

      – В любовь?.. – Я осеклась, не в силах выдавить больше этого короткого слова.

      Эла кивнула:

      – Кого бы ни любила, ты веришь, что можешь ее удержать. Или его. – Она пальцем погладила меня по щеке. – Это не так.

      Это было слишком. Почувствовав в глазах горячие слезы, я только и сумела мотнуть головой, толкнула кедровую дверь и шагнула в ночную прохладу – из теплого мерцания двух свечей в древний и холодный блеск рассыпанных над головой бесчисленных звезд. Вокруг светились под луной выстроенные из бледного песчаника дома и залы Рашшамбара. Между ними поодиночке и по двое прохаживались люди: болтали, смеялись или молчали. Темноту раскрасил обрывок далекой песни. Я ничего не замечала, я уходила от всего этого, пока могла, – до самого края плоской вершины, где пришлось выбирать: остановиться или упасть.

      С обрыва я заглянула в окружавшую Рашшамбар пропасть. Конечно, я бывала по ту ее сторону. Я за ней родилась, росла до десяти лет и за прошедшие с тех пор пятнадцать не один десяток раз проходила по узкому каменному пролету, связавшему Рашшамбар с горами и внешним миром. Наша крепость удалена от мира, но вера наша не монашеская, она стремится к проповеди и распространению. Всюду, где живут люди, ступает наш бог: бесшумно шагает по мраморным коридорам власти и по нищим переулкам, посещает затерянные на лесных полянах хижины, и шумные гавани, и многолюдные военные лагеря. Он всех наравне оделяет своей справедливостью. И нам, ее служителям, приходится выбираться в широкий мир. На каждый мой год в Рашшамбаре приходился год за его пределами: то к западу от Анказских гор, то к востоку, но всегда я жила среди людей, изучала их обычаи, надежды и страхи, их нужды. Я жила в Сиа и во Фрипорте, в запутанных лабиринтах Уваши-Рамы и в деревушках на восточной стороне Зеленой Пропасти. Я заводила друзей и знакомых, я тепло вспоминала оставленных на двух континентах любовников, и все же…

      Я не услышала шагов Элы, слишком тихо она ступала, но уловила ее запах – жасмина и дыма