Запретная зона. Иннокентий А. Сергеев

же он, наконец, придёт!

      Я поставил кулаки на стол и уткнулся в них лбом.

      Он вошёл на кухню, неся бутылку и тарелку с салатом.

      – А рюмки?

      – Остались в комнате.

      – Принеси.

      Он ушёл и вернулся с рюмками. Закрыл дверь кухни.

      Я налил водку.

      – У тебя есть ещё?

      – Да,– сказал он,– в холодильнике. Ты не знаешь, что с ней?

      – Знаю,– сказал я.– Давай выпьем.

      Он сел за стол и взял рюмку.

      – И что же это такое с ней?

      – Не знаю.

      – Ты только что сказал, что знаешь.

      – Ну и что. Мало ли что я говорю. Важно только то, что происходит между вами. Мы были очень близки с тобой, но теперь есть вы двое, и по отношению к вам я человек посторонний. Так не всё ли равно, что я знаю или думаю, что знаю, не всё ли равно, что я думаю?

      – Мне не всё равно.

      – И в чём же ты меня подозреваешь?

      – Я?– удивился он.– Ни в чём…

      – Тогда почему тебе не всё равно?

      – Ну как…

      – И не будем больше об этом.

      Мы помолчали.

      – В туалете нашли труп, – неожиданно сказал он.– Там, на работе, в офисе. Теперь всех допрашивают и все под подозрением. Самое идиотское, что неизвестно, кто этот тип, убитый. Вроде не бомж, да к нам и не мог бы зайти бомж. Одет как все. Но никто его не знает. Поэтому все под подозрением в равной степени.

      – Почему под подозрением?

      – Потому что у всех в равной степени отсутствуют мотивы убийства.

      – Это и есть твои неприятности на работе?

      – Не в этом дело. То есть не в том, что кого-то убили, а в том, что некоторые мои слова, решения, поступки могут показаться странными и подозрительными, если подать под определенным углом. Сами по себе они ничего не значат, но стоит произойти событию вроде убийства, как им уже можно придать некий иной смысл. И все, кто имеют что-то против меня, сейчас пытаются это использовать. У нас образовалось как бы несколько противодействующих группировок, и пока неизвестно, чем кончится дело, и чья возьмет. Поэтому я вынужден все время контролировать и тщательно взвешивать все свои слова, поведение, действия.

      – Так вот почему ты нервничаешь.

      – Да, вот так,– сказал он.– Весело живём, да?

      – Наверное,– сказал я.

      – Если хочешь, кури,– сказал он, взяв с подоконника пепельницу и поставив её передо мной.

      Он приоткрыл окно.

      – Вы же оба не курите, откуда у вас пепельница?

      – Она курит,– сказал он.– А ты не знал?

      – Нет,– сказал я.– Что я о ней вообще знаю? Только то, что она твоя жена.

      – Каждый знает только то, что для него достаточно.

      – Нет. Только то, что он позволяет себе знать.

      – Тоже верно,– согласился он.

      – Я вот что подумал. Ты зачем женился-то?

      – Кто, я?

      – Ну да.

      – Ну, ты даёшь! Что это за вопрос вообще?

      – Нормальный вопрос.

      – Ну, не знаю…

      – Слушай, там в комнате моя тарелка осталась. Я бы ещё поел немножко, может, тошнота пройдёт…

      – Думаешь,