Запретная зона. Иннокентий А. Сергеев

что ты пристала к нему!– вмешался Сергей.– Оставь его в покое. Давай лучше выпьем!

      – Я не буду пить больше,– заявила она.

      – Ну как хочешь,– сказал он.– А мы выпьем, правда?

      – Да,– согласился я, беря свою рюмку.

      – Я вам не мешаю?

      – Да что с тобой сегодня!– возмутился Сергей.– Чего ты добиваешься?

      – Ничего,– сказала она.

      – Значит, ты ничего не хочешь?– сказал я.

      Она посмотрела на меня.

      – Уже ничего.

      – А я хочу танцевать,– сказал я.– Ты составишь мне пару?

      – Нет.

      – Я тоже хочу,– сказал Сергей и протянул ей руку.– Я приглашаю тебя.

      – Я сказала, нет! Налей мне лучше вина.

      – Ты же сказала, что не будешь сегодня больше пить.

      – Мне что, просить?

      – Вот такие они, женщины,– сказал он мне.

      – Они все такие, кроме одной. И вот она-то и есть женщина.

      – Это точно.

      Женя резко встала и вышла из комнаты.

      Я вернулся к беседе.

      – Вот ты процитировал Гитлера, хотя и неточно…

      – Я? Когда?

      – Что женщина хочет того же, чего хочет толпа. Теперь представь, что мы живем в нацистской Германии, и все за Гитлера, так здесь принято. Не все, но подавляющее большинство. Значит, ты тоже должен поддерживать преступления нацистов? И бесчеловечную войну против других стран, уничтожение людей. Пока ситуация не изменится, их не разобьют, и не будет принято их осуждать. А где же твой моральный закон?

      – Что-что?

      – Моральный закон. Тот самый, о котором говорил Кант: «Две вещи поражают меня. Звездное небо над головой и моральный закон во мне». Он же был немец, и где же был его моральный закон в немцах? И где он в нас теперь?

      – А что ты думаешь. У немцев при нацистах моральный закон вдруг взял и исчез?

      – А где же он у них был?

      – На том же самом месте. Просто Гебельс повернул его в другую сторону. Вы хотите справедливости? Вот вам злые большевики, которые творят преступления, и справедливо уничтожить их. Вы хотите сострадать – сострадайте жертвам большевизма. И чем сильнее в них моральный закон, тем больше они поддерживают нацистов.

      – А что делать тем, на кого пропаганда не действует?

      – На тебя не действует?

      – На меня не действует.

      Пропаганда бывает двух типов – ложь и правда.

      Можно сообщать правду и только правду, но не всю правду. И выводы из этой полуправды будут ложными.

      А можно лгать и не стесняться этого. И говорить, да мы лжем, но и другие лгут. Все лгут. Есть только ложь, и тебе выбирать. Если выберешь нашу ложь, это даст тебе привилегии, спокойствие, а если выберешь не нашу ложь, это создаст тебе большие неприятности. Только это все неправда.

      – Что неправда?

      – Неправда, что правды нет.

      – Твой моральный закон можно повернуть в любую сторону.

      – Нет, нельзя.

      – А моральный закон народа можно. И поэтому ты в одиночестве.

      – Поэтому я не могу перейти табу. Для меня это означало бы перестать быть человеком.

      Женя вернулась в комнату.

      – Я