Перья. Оливия Вильденштейн

прикоснулся губами к краю бокала и наклонил его. Я наблюдала, как он сглатывает и как его заостренный кадык подрагивает на изящном горле.

      Прежде чем Джаред успел поймать мой взгляд, я повернулась к муссу. Десерт оказался настолько воздушным, будто ничего не весил. Я отправила кусочек в рот и чуть не застонала, когда вкуснейший шоколад коснулся языка. Меня часто интересовало, почему шоколад не является грехом. Не то чтобы я жаловалась. Если бы шоколад считался грехом, мне пришлось бы отказаться от него, и какой бы унылой тогда стала жизнь. Я съела еще одну ложку, плотно сжав губы, чтобы ни один смущающий звук не вырвался.

      Проглотив, я дочиста облизала ложку.

      – Ты многое упускаешь. Это божественно.

      Джаред покрутил бокал с вином, затем поднял его, но прежде чем сделать глоток, заметил:

      – Тебе же больше, – тембр его голоса стал более хриплым, будто алкоголь натер голосовые связки. – Я все пытаюсь понять, сколько тебе лет.

      – А ты как думаешь?

      – Может, просто скажешь мне?

      – Двадцать. Скоро исполнится двадцать один.

      – Откуда ты?

      – Я родилась… – я почти сказала «в Элизиуме», но мне нельзя рассказывать о своем первом доме смертным. – Я выросла в Нью-Йорке, но родилась в другом месте, о котором ничего не помню.

      Это не было ложью, поскольку меня унесли в гильдию в ту же секунду, как перерезали пуповину.

      – У тебя есть братья или сестры?

      – Две сестры. Одной пятнадцать, другая моего возраста.

      Между его бровями пролегла небольшая складка.

      – Вы близнецы?

      Я похлопала по муссу тыльной стороной ложки, выравнивая верхушку.

      – Вроде того. Мы не родные сестры. – Когда он нахмурился, я добавила: – Мы выросли вместе. В школе-интернате для девочек.

      – Потому что твои родители миссионеры?

      – Что?

      – Тристан сказал мне, что они были проповедниками.

      – Ох. Эм. Не проповедниками. Скорее охранниками. Я с ними почти не общаюсь. Мои родители оба были арелимами в Абаддоне – стражами подземного мира.

      Джаред поставил свой бокал, капля выплеснулась наружу.

      – Кого они охраняют, раз им пришлось бросить тебя в школе-интернате?

      Любопытство Джареда несколько затрудняло избегание лжи. Это напомнило мне игру «Да или Нет», в которую я играла с Селестой, когда помогала в детской гильдии. Она всегда побеждала меня.

      Я аккуратно сформулировала ответ:

      – Мои родители – охранники в тюрьме.

      Что было отчасти правдой, ведь они служили в Абаддоне.

      Джаред издал низкий рык, который в сочетании с неодобрительным взглядом заставил меня напрячься.

      – Ты не имеешь права судить их, Джаред.

      – Возможно, но ты имеешь. Однако тебя, видимо, не беспокоит, что тебя бросили.

      – Потому что меня не бросили.

      – А как ты это называешь?

      Вместо того чтобы сцепиться с ним рогами, я решила поменяться ролями.

      – Итак, ты вырос с дядей? Он был хорошим человеком?

      – Дядя основал «La Cour des Démons», так что