Доживем до понедельника. Ключ без права передачи. Наталья Долинина

столом.

      Назаров раздавил папиросу в пепельнице.

      – Спасибо… Я всех выслушал, я попытаюсь разобраться… Хотя, по-моему, у вас одни эмоции, дорогие граждане.

      – Эмоции? – Клавдия Петровна встала. – А вам факты нужны? Есть и факты, к сожалению. Я не хотела до них доводить, но если без этого нельзя… Десятый класс как-никак, нам надо всем мобилизоваться… Если мы сейчас их упустим – пиши пропало! – говорила она, энергично щелкая замками на желтом мужском портфеле и доставая оттуда знакомый нам магнитофон.

      – Что это у вас? Зачем?

      – Сейчас услышите. Вчера Юля брала его с собой на их воскресный пикник… под елочкой! Я же понимаю, Кирилл Алексеич, вы человек новый, вам не хочется сразу конфликтовать… Ольга Денисовна, вы идите поближе, вам не будет слышно… Есть местком, там всегда найдутся заступнички… Но когда такие факты, как здесь у меня… Я утром прослушала и в ужас пришла. – И Баюшкина включила аппарат.

      Магнитная лента заговорила знакомыми молодыми голосами:

      «Марина Максимовна, вопросик можно?» (Адамян.)

      «Ну попробуй».

      «Эмма Пална – хороший, по-вашему, учитель?»

      «Здрасьте, я ваша тетя! Отдохни ты от нее, чего она тебе далась?» (Это Смородин.)

      «Не мешай, это вопрос по существу. Так как же, Марина Максимовна?»

      «Жень, но ведь я не сижу у нее на уроках! Я знаю ее больше как человека. Как очень домашнего, слабохарактерного человека, которого заедает текучка… вот… и которому с вашим братом несладко. Правильно?» (М. М.)

      «Марина Максимовна, ее мальчишки доводят! Особенно он, Женька. Что смотришь? Я б никогда не сказала, если б это было правильно, если б Голгофу стоило доводить. А ее – не за что!» (Юля.)

      «Постойте, это прозвище у нее такое – Голгофа?»

      «Ну да. Она говорит: „Каждый раз иду в класс, как на Голгофу!“»

      «Братцы, что ж вы делаете? Помилосердствуйте…»

      «За ней надо записывать, Марина Максимовна! Она все время такое отмачивает. Вот еще, например: „Вас родители портили, портили, а потом школе подкинули!“» (Таня.)

      Хохот.

      «Слушайте, а за что вы невзлюбили-то ее? Не за фразы же эти?»

      «Сказать? (Опять Адамян.) За то, что она отбивает интерес к химии у ребят! Каждый день – примерно у ста пятидесяти человек! На проблемном уровне она же не сечет абсолютно. Подсуньте ей любую сенсацию химическую – из „Науки и жизни“, из „Эврики“, о спецжурналах я и не говорю, – по лицу увидите: все это мимо! Как козе баян, как зайцу джинсы!»

      «Нам это известно. А чего ты от Марины Максимовны хочешь?» (Смородин.)

      «Мнения!»

      …Далее идет то, что мы уже слышали – вплоть до разговоров о новом директоре, когда Марина Максимовна исключала из своего репертуара песенку «А я люблю военного…»

      – Товарищи, как же это? Ведь мы подслушиваем… – словно очнувшись, сказала Ирина Ивановна Смородина.

      – Что-что? – не поняла Клавдия Петровна, однако нажала клавишу «стоп».

      – Я лучше пойду… Я эту педагогику не знаю, конечно, только как-то нехорошо… –