Следопыт и Рыцарь. Артемий К.

улонарцами. Милостью Горртена мы всегда выигрываем этот бой.

      Торн опустил ложку в кашу, почувствовав, что ежели сожмёт ещё сильнее, та треснет. Мотнув головой, отломил кусок хлеба и поднял взгляд на напряжённого жреца.

      – Простите меня, благовестник! Старые раны…. Как там говорится?

      – Не береди старых ран и лекарем сам себе станешь.

      – Вот-вот. – Торн подбадривающе улыбнулся. – К чему спрашиваете? Хотите отправиться на север? Нести весть Аивэмы?

      – Вестимо! – Юноша улыбнулся, потерев своё зелёное ожерелье. – Деяния богини природы часто принимаются как должное. Но ведь она облагораживает всю людскую жизнь. Наша одежда и эта самая каша сделаны из даров, ниспосланных ею нам.

      – Справедливо. Однако задача вас ждёт трудная.

      – О, я привыкший! – Соммер окончательно вернул приподнятое настроение, бойко орудуя ложкой. – Я купеческий сын. Старший. Папка с мамкой гневались так, что весь лес могли поджечь. Но я был твёрд в решении нести весть Аивэмы.

      – Смелости вам не занимать! – Юный жрец смутился и чуть не брызнул водой, пытаясь поблагодарить посредь глотка. – Желаю всяческой удачи в благом деле!

      Разговорившись с Соммером, Торн доел солидную порцию. В благодарность попытался пробиться в ряды мойщиков посуды, но благовестники, не принимая возражений, взяли всё на себя. Стыдливо вздохнув, Торн поднялся наверх. Раз не благое дело, то молитва!

      Коснувшись лбом холодного каменного щита на алтаре, рыцарь отошёл в сторону. За минувшие дни немало набежало деяний, требующих прошения о снисхождении.

      Сбоку шаркнули усталые шаги. Из-за свежепокрашенной колонны вышел Дунман.

      – Моё почтение, благовестник!

      – Сиди-сиди, брат мирской! – Дунман ласково улыбнулся и присел на лавку подле Торна. – Я нарушил твой благочас?

      – Будьте покойны, я уже закончил.

      – Хорошо! Как твоя дочь? Не видел её сегодня с тобой.

      – Моя дочь… она пристроилась прачкой на постоялом дворе. Как вы говорили потребно много трудиться ради новой жизни.

      На виске задёргалась венка.

      – Рад, очень рад! Скажи, брат мой, тебя что-то тревожит?

      Торн покосился на жреца. Удивительно, но тот даже не смотрел на него. Беспокойство собеседника старец словно просто почувствовал.

      – Я…. Вы правы, благовестник. Последние дни выдались сложными.

      – Поделись. Великая мудрость учит – тягота облегчается, становясь общей.

      Торн замялся. Обмана становилось нестерпимо много. Но как же клятва? Как же безопасность Дабби?

      – В последние дни… мне пришлось обманывать людей.

      – Ложь, значит. Она точит твою душу?

      – Да, мудрейший.

      – Скажи-ка, если бы те, кого ты обманул, узнали правду, они поступили бы иначе?

      – Я…

      – Их жизни переменились бы? Сделались бы лучше?

      – Я не знаю, мудрейший.

      – Так подумай. Постарайся найти ответ. Твой обман не больше и не меньше чем