Пётр – внук Петра. Исторический роман. Ирина Павлычева

что вынужден терять с ней золотое время, которое мог бы провести с Лизой. Наконец, его недовольство выплеснулось:

      – Зачем вы выбрали этот костюм? Ужели вы не знали, что у нас было решено моей сестре быть Минервой?

      – Не знала, государь, – кротко прозвучал ее ответ.

      Но Петру было не остановиться:

      – Стало быть вы решили, что вам такой костюм пойдет?

      – Мне было безразлично, – сказала она, и Петр почувствовал, что она искренья, но накопившаяся досада выплескивалась сама собой:

      – Напрасно. Вы в старухи не записались. Вам нужно быть прекрасной, хоть и наперекор создателю.

      Мария была горько обижена, но отвечала просто:

      – Зачем вы колете меня, государь?

      Петр смутился, он с самого начала понимал, что ведет себя некрасиво, но мало постарался, чтобы сдержать себя. Ему стало стыдно.

      – Я не хотел, простите, – только и вымолвил он.

      Дальше слова не шли с его языка. Мария не пыталась ни упрекнуть его, ни загладить впечатление, казалось, что она вообще где—то отсутствует. Так в полном молчании они и закончили танец.

      Остальные танцевавшие, наоборот, оживленно общались.

      Секретарь австрийского посольства юный граф Милезимо который раз приступал с расспросами к своей партнерше и возлюбленной Екатерине Долгорукой, она была сегодня такая странная, закрытая, застывшая, углубившаяся в себя:

      – Катюша, милая, что с тобой? Ты сегодня сама на себя не похожа… тревожишься будто, нервничаешь…

      Она целый вечер уклонялась от его вопросительных взглядов и фраз, но вдруг ее прорвало:

      – Я сейчас тебе скажу ужасную вещь.

      – Не пугай меня, Катя.

      – Меня родители прочат за царя…, вернее, отец, матушка ни при чем…, я случайно слышала их беседу…

      – Шутишь? У него есть невеста, – не поверил граф.

      – Считай, уже нет. Их дела совсем плохи.

      Милезимо на мгновенье задумался, потом облегченно высказал пришедшее ему соображение:

      – Не обижайся, Катя, но, как я замечаю, государь равнодушен к тебе.

      – Отец так решил и всё устроит, я его знаю. Думай, что делать!

      – Но что я могу? – растерянно вымолвил тот.

      – Мужчина и спрашиваешь! Увези меня! – как—то отчаянно вырвалось у нее.

      Они оба смолкли. Екатерина действительно подслушала беседу родителей, когда Алексей Долгорукий рассказал о своих планах относительно старшей дочери своей жене. В первый момент ее глубоко потрясли, как слова отца, так и рассуждения матери. Ее больно задела их оценка ее отношений с Милезимо и соображения матушки, почему она привязалась к нему. Ей захотелось доказать им, что они не правы, и самой в это верить, и вроде бы искренне верилось, но в глубине души, совсем, совсем на дне у нее копошилось ощущение крайне, исключительно неприятное, едкое и ядовитое. Всеми силами она старалась задавить его, отвлечься, не слушать, не чувствовать, однако, нет—нет, да в мыслях ворохнется: «А м