Девочка с косичками. Вильма Гелдоф

дыхание. Теплый запах въедается в кожу. Внезапно он встает, подмигивает и говорит, что ему нужно в уборную. Будто дает мне возможность уйти, если я этого хочу. На блюдце аккордеониста падает монетка, и фриц исчезает за дверью уборной.

      Я съежилась так, что плечи почти достают до ушей, и едва дышу. Надо успокоиться. Нужно попытаться успокоиться. Притвориться более опытной. Дать понять, что он мне нравится. И взять дело в свои руки. Я несколько раз глубоко вдыхаю и выпрямляю спину. Прислушиваюсь к тому, что поет аккордеонист: Auf der Heide blüht ein kleines Blümelein. Und das heißt: Erika[22]. Нетрудно протяжно подпевать ему после каждой фразы: «Э-э-ри-ка».

      – Скажи-ка начистоту, – начинает фриц, как только вновь садится напротив.

      Я резко поднимаю голову. Он меня раскусил! Почуял неладное. Я испуганно смотрю на него. Он какое-то время пытливо разглядывает меня, потом похлопывает по руке и говорит:

      – Ты ведь пошла со мной, не только чтобы угоститься шоколадом, правда? Скажи честно! – Он качает головой и озорно усмехается.

      Я не отвечаю, и он продолжает:

      – Тебе нравится моя форма?

      Форма? Я не могу выдавить из себя ни звука и только энергично киваю. Он снова смеется. Хоть бы он уже перестал смеяться и обращаться со мной как с маленькой девочкой!

      – Я… Да… Она красивая, – мямлю я. – Вы… офицер?

      Он самодовольно улыбается.

      – Я полицейский, Служба безопасности рейхсфюрера.

      Я киваю. Офицер, как же!

      – Милая ты девчушка, – говорит он. – Смешишь меня.

      Да, это я уже поняла.

      Он достает из нагрудного кармана портсигар, вынимает сигарету и зажигает ее.

      Протягивает мне портсигар. Я качаю головой.

      – Ну и правильно, – говорит он. – Курящие женщины менее пригодны к репродукции. Пей!

      Он щелкает по моему стакану и смотрит, как я пью, будто послушный ребенок. Пью, не чувствуя вкуса. Потом он вынимает что-то из кармана и кладет передо мной. Пять рейхсмарок.

      Орел с распростертыми крыльями на венке со свастикой. Я непонимающе таращусь на него. Фриц облизывает губы, пододвигает монету ко мне и кивает.

      – Это тебе.

      Значит, он решил, что я… У меня за спиной звенят бокалы, горланят и хохочут солдаты, но все это кажется ужасно далеким.

      – Ладно, – говорит фриц и кладет рядом еще одну монету.

      О нет! Я поскорее забираю деньги, пока он не положил еще.

      – Купи себе что-нибудь красивое, – говорит он.

      Официант ставит на наш столик бутылку с воткнутой в нее свечой и чиркает спичкой. Мой фриц выглядит ужасно довольным. Он снова берет меня за подбородок и снисходительно говорит:

      – Ничего, что ты не блондинка. У тебя такие правильные черты лица. Ты арийка. – Он нежно проводит пальцем по моей скуле. – И несомненно нордической расы. Несомненно.

      Я пытаюсь изобразить улыбку.

      Аккордеонист поет: «Deutschland erwache aus deinem bösen Traum!» Я отстукиваю ритм пальцами. «Gib fremden Juden in deinem Reich nicht Raum!»[23] Я резко останавливаюсь и вдруг слышу собственный сердитый голос:

      – А что, если бы я не

22

«На пустоши распускается маленький цветок. И имя ему: Эрика» (нем.). Немецкий марш, воспевавший любовь к родине.

23

Германия проснулась от дурного сна! Не давай места иноземным евреям в Твоем Царстве! (нем.)