Девочка с косичками. Вильма Гелдоф

все равно краснею.

      Фриц встает, бросает недокуренную сигарету в мой стакан. Пока он рассчитывается, я надеваю пальто. Застегиваюсь на все пуговицы.

      У дверей я на миг оборачиваюсь. Что это… или мне показалось? Он трясет кулаком. Неужто показывает фигу солдатам? Ну и гад! Или мне все-таки показалось? Но почему тогда солдаты хохочут? Вот бы хлопнуть дверью прямо перед его рожей и смыться отсюда. Почему же я не двигаюсь с места? Разве то, что чем я тут занимаюсь, – Сопротивление? На такое я не способна!

      Но единственное, что я делаю, – это торопливо отворачиваюсь, притворившись, что ничего не заметила.

      А вот и он, мой фриц. Берет меня за руку. Я машинально отдергиваю ее и сердито бросаю:

      – Не здесь!

      Он хохочет.

      На улице черным-черно. Окна затемнены. Фонари не горят. На небе висит узкий серп луны.

      – Постой-ка, – говорит фриц, когда мы сворачиваем с Хаутплейн на Дрейф, широкую аллею, ведущую к лесу. Он берет меня за плечи, разворачивает к себе и начинает расстегивать мое пальто.

      – Да не здесь, идиот! – вырывается у меня.

      Я пытаюсь запахнуть полы, но он тут же силой разводит мои руки.

      – Я только взгляну, – говорит он жестким, приказным тоном, тоном немецкого командира, не терпящего возражений. – Потом пойдем дальше.

      Я застываю с поднятыми руками, как преступница.

      Он разглядывает груди, которых у меня нет. Берет их в свои лапищи и сжимает. Сильно, до боли. Я рефлекторно пытаюсь сбросить с себя его руки, но он строго предупреждает:

      – Но-но!

      О боже. Мама! Хоть бы наши уже были в парке, а не то…

      У меня на глазах выступают слезы – не уверена, что от боли. Я опускаю руки. Тогда он наклоняется и прижимается своими губами к моим. Заталкивает язык мне в рот.

      – Нет! – Я вырываюсь, оглядываюсь по сторонам. – Тут люди!

      – Да перестань. Никого тут нет, – зло говорит он.

      И он прав. Широкая улица пуста. Он снова целует меня. Я содрогаюсь от отвращения, но делать нечего. Надо ему подыгрывать. Позволить ему делать то, что он хочет. Не сопротивляться, когда его язык снова полезет ко мне в рот, как скользкая рыба. По крайней мере, какое-то время. Я считаю до пяти. Потом снова отталкиваю его. Беру под руку. Пытаюсь изобразить девичий смех и пойти дальше. Выдавливаю из себя фальшивый писк. Еще чуть-чуть, и он почует притворство.

      – Мы почти пришли, – говорю я. Но недостаточно сладким голосом. Недостаточно влюбленным. Я сдерживаюсь, чтобы не побежать. Коленки трясутся. По спине градом катится холодный пот. Все идет не так! Надо что-то предпринять.

      Я сжимаю его руку. Для него это сигнал. Он останавливается, сгребает меня в охапку и толкает в направлении кустов.

      – Тебе любой куст подойдет! – говорю я. И замечаю, что впервые обращаюсь к нему на ты.

      – Еще бы. С такой-то красоткой… – Он тяжело дышит мне в щеку.

      – А мне нет! Мне нужно особое местечко. Это совсем недалеко, правда.

      – Ох, да ладно тебе… Пожалей меня. Я такой одинокий… – Он смеется мне в ухо.

      – Иначе я уйду, – зло бросаю я.

      – Ну