Над тополями. Антон Александрович Стефанович

совсем каботажном суденышке сей грозный морской фрегат, занявший своими сложными маневрами практически весь фарватер лестничной клетки, Александр Иванович решил, что надо, пожалуй, сказать ему что-нибудь такое весомое, понятное всякому дворнику, такое, чтобы он… Но дворник, как ни странно, увидел его и заговорил сам:

      – Эшна, верно, всем… можно вот так!? – произнес он эту в высшей степени таинственную фразу и даже руками в воздухе изобразил какую-то сложную весьма загогулину. Нет, не надо, не надо было ему ее изображать.

      Это был взрыв пороховой камеры героического фрегата. Все вдруг в нем после этого сразу как-то обмякло и сдулось, сам дворник быстро начал сползать вниз вдоль перил, мешком увалился на ступеньки, успев, однако, перед этим многоопытно как-то соорудить себе под голову подушечку из сложенных рук, и мгновенно заснул.

      Александр Иванович, удивлено пожав плечами, тем не менее, спокойно довершил свой спуск по лестнице, и вышел на залитую весенним солнцем, людьми и машинами Сретенку, и ни разу не оглянулся.

      И зря не оглянулся. И зря не оглянулся потому, что, едва только он успел спуститься этажом ниже, как сей уже побежденный и почти затонувший парусник вдруг странным образом обратился в совершенно готовую к бою новехонькую субмарину в полном вооружении: злосчастный дворник поднялся на перископную глубину, осторожно перевесившись через лестничные перила, проводил Александра Ивановича до двери подъезда совершенно разумным пристальным взглядом, порылся у себя где-то в ватнике, достал какую-то коробочку и, приложив ее к губам, что-то тихо, но вполне внятно произнес.

      Глава 3

      Квартира встретила его распахнутыми настежь окнами, и тополиным сквозняком, и уже горячим чайником. Это вторая половина Александра Ивановича, столь сильно хотевшая утром домой и столь позорно его бросившая, добралась-таки до дому и теперь всячески к нему подлизывалась, даже гренок с сыром поджарила. И они с ней помирились.

      – Давай же пить чай, – улыбнувшись, сказал Александр Иванович, растроганный такой заботой.

      Половина спрыгнула откуда-то, видимо с люстры, где обычно и пряталась, и уселась на свое место. И Александр Иванович, должным образом теперь укомплектованный, сел пить чай.

      Окна его маленькой, но чрезвычайно уютной кухни выходили прямо на двор. Старый московский дворик, с аркой на тихую улицу и гаражами на задворках, которые начинались сразу же за остатками ржавых чугунных ворот, – словом, дворик, в котором проживал Александр Иванович, был, как водится в таких случаях, тих и зелен.

      Дворовые деревья в некоторых местах подступали так близко к домам и так буйно зеленели, что даже соседний дом Александр Иванович видел лишь частично. И можно с уверенностью утверждать, что если бы Александр Иванович не ходил домой все время одной и той же дорогой, а именно через арку с улицы, то, пожалуй, он и не знал бы ничего об ее существовании и даже бы