Над тополями. Антон Александрович Стефанович

Иероним! – повторил Александр Иванович еще радостнее и громче.

      – Извините, гражданин, обознались. Меня зовут Иван Яковлевич, – сказал тоже громко и весьма солидно, чтоб все слышали, но не своим совершенно голосом, Жан-Жак, на самом деле Иероним, а на самом деле неизвестно, ну просто пес его знает кто! И отвернулся, мерзавец.

      Александр Иванович совершенно опешил от такой наглости и даже чихнул. Два раза.

      «Вот так штука! – пронеслось у него в голове. – Как же так? Ведь я же прекрасно узнал его! Я вообще всегда отлично помню все. У меня феноменальная память от бабушки! Помню прекрасно: река, туман… И вообще это же просто полная ерундистика какая-то».

      Очередь его подошла, и Александр Иванович, в полном отсутствии, купил себе бубликов и чаю. Кассирша, пользуясь его отсутствием, не дала сдачи, но и этого не заметил Александр Иванович – был он ужасно и глубоко расстроен.

      – Как же так? – бегало в голове что-то.

      – Иван Яковлевич. Иаковлевич. И Акивлевич. Тьфу ты, Кряковлевич! – расстраивал себя Александр Иванович.

      Вконец расстроенный, он вышел из магазина, сел на скамейку, достал папиросы, а хвост его, совсем печальный, болтался рядом.

      Издалека, откуда-то из тени бульварных лип, пробираясь между скверных (то есть в скверу стоящих) клумб, по дорожке из красного толченого кирпича к нему двигался этот негодяй Кряковлевич, эта иезуитская личность с незажженной сигаретой в зубах. Вроде бы как прикуривать.

      «И даже разговаривать не стану», – твердо решил Александр Иванович.

      Пока личность с сигаретой двигалась, на улице Сумасшедшего Генерала, как-то быстро стемнело, набежала откуда-то тучка, прыснула мелким дождиком и тут же, видимо торопясь куда-то, побежала дальше.

      Мнимый Жан-Жак приблизился, подошел к нему, попросил разрешения прикурить и наклонился к зажженной с молчаливым римским достоинством спичке. И посмотрел Александру Ивановичу прямо в глаза.

      И вот тут вдруг стало ясно, что глаза у Жан-Жака очень и очень странные. Там, в этих глазах, был и высокий дуб, уходящий под облака, и огненная река, и два ее берега, и даже перевозчик был там и, опустив весла в воду, пристально смотрел на него из темной своей лодки.

      А Жан-Жак сложил руки, прикрывая спичку от ветра и – Александр Иванович так и не понял, как это вышло, – не разжимая их, резко подбросил что-то вверх. И это что-то, Александр Иванович мог бы ручаться за это, было чайкой, белоснежной, с розовым клювом чайкой. Она взмыла над ними, в голубое московское небо, прокричала один раз и пропала в нем.

      Откуда-то сверху упала то ли капля дождя, то ли морской пены, а Жан-Жак улыбнулся, подмигнул хитро Александру Ивановичу и, не оборачиваясь и весело посвистывая, пошел прочь. По дорожке из красного толченого кирпича.

      Глава 2

      Домой Александр Иванович вернулся только к полудню. И все из-за того, что сначала было так.

      Сначала