Фашисты. Кирилл Рябов

стаканом в руке.

      – Что? – спросил Селиванов.

      – Тебе кто-то звонил.

      – А, ладно.

      Голова была тяжёлая. Опьянение ещё не прошло. Селиванов решил пока не двигаться. Витина комната была маленькая и неряшливая. Повсюду стояли пустые бутылки. На подоконнике стояли горшки с мёртвыми растениями.

      – Миш, ты как думаешь, дети могут в ад попасть? – спросил Витя.

      – Для детей там, кажется, есть отдельное место, – сказал Селиванов.

      – Да, я знаю. Лимб. Но туда попадают невинные души, младенцы. А если ребёнок большой и успел натворить чего-то? Животных мучил, воровал, обманывал бабушку.

      – Не знаю, Вить. Откуда мне знать? Ты сам как считаешь?

      Витя пожал плечами.

      – Надо сходить в церковь, у попа спросить.

      – Да, это правильно.

      Потом они напились и немного поругались. Селиванов сидел на раскладушке. Витя развалился на диване.

      – Идиот, зачем ты сказал мусору, что я был у Шурика?

      – Но ты ведь был. А потом ухилял. Мне пришлось выгребать. И Шурика тащить в катафалк. У меня чуть ноги в обратную сторону не сломались.

      – Вместе надо было валить.

      – Неправильно так делать. Он же нас в гости пустил.

      – И помер. Ему без разницы.

      – Всё равно хреново так поступать. Не по-людски.

      – Ой, блядь, ещё одна совесть вылезла.

      Витя помолчал, а потом рассказал, как его выгнали из больницы. Во время операции умер ребёнок. Витя был в этом не виноват. Анестезиолог ошибся. Но его мамаша оказалась какой-то чиновницей в здравоохранении.

      – Мамаша чиновница, а сын простой анестезиолог? – спросил Селиванов. – Пиздёж это всё.

      – Никакой не пиздёж! Он нормальный парень. Хотел людям помогать. Но когда эта херня случилась, он сразу и поплыл, испугался. Мамаша за него вписалась. Меня чуть не посадили. Говорили, что я с похмелья пришёл на операцию.

      – А нет?

      – Да это мелочи. Я всё как надо сделал.

      – Ну, не переживай тогда.

      – Да мне вообще всё равно.

      Селиванов вспомнил про звонок и достал телефон. Звонил дядя Петя.

      – Алло, да, дядя Петя, что хотел? – скороговоркой спросил Селиванов.

      – А я хотел спросить, дошёл ли ты к отцу.

      – Ну, нет, ещё нет. Дела были. Тут мой друг умер внезапно…

      – Я живой! – слабо выкрикнул Витя.

      – Ясно, – сказал дядя Петя. – Ну ты бы поспешил, Миша.

      – Я спешу.

      – Да, да, поспеши. А то так и не повидаешь его.

      – Повидаю, повидаю.

      – Ну, я надеюсь, надеюсь.

      Селиванов нажал отбой. Налил водки.

      – Кому ты звонил?

      – Да так.

      – Бабе?

      – Нет.

      Витя с трудом сел.

      – Позвони жене.

      – Не-не-не. Она расстроилась. Орать будет.

      – Моей позвони. Хочу послушать её голос.

      – Так ты сам позвони.

      – Она меня заблокировала, – сказал Витя, тараща глаза.

      – И зачем она тебе? Бросила – значит, не любила.

      – Набери. Жалко, что ли?

      Селиванов