Фашисты. Кирилл Рябов

пошла прочь, покачивая Ирочку, которая продолжала реветь. От злости она даже забыла про больные ноги. Кузин что-то крикнул в спину. Потом её догнала Галина Антоновна и приобняла за талию.

      – Натусик, ну, ты чего? Это же кино! Волшебный мир кино! Ты в кино снялась! Представь, сколько народу тебя увидит. А вдруг тебе предложат ещё сниматься. Может, роль со словами даже.

      – Отстаньте, – сказала Наташа.

      В горле у неё стоял комок.

      – Ну, прекрати, сейчас погреемся, передохнём, быстренько снимемся и всё, поедешь домой, к мужу.

      Наташа разрыдалась. Теперь Ирочка её успокаивала, гладила по щекам и говорила:

      – Мамочка, успокойся, не плачь, пожалуйста, очень прошу, умоляю, не плачь, мамочка, пожалуйста…

      – Какая добрая, милая девочка, – сказала Галина Антоновна и всхлипнула.

      В автобусе Наташа немного успокоилась. Села подальше от всех с пластиковым стаканчиком чая, который принесла Галина Антоновна. Слух потихоньку восстанавливался. Другие актёры массовки жрали бутерброды и обсуждали съёмку.

      – Громко было, да, – сказал бодрый старикан. – Я думал, может, просто ружьями потрясут, а потом на компьютере выстрелы пририсуют. Ан нет. Всё натурально. Как в жизни.

      Наташе неприятно было находиться рядом с этими людьми. Никто из них ей не помог, не поддержал и не утешил. Только смотрели. И наверняка ухмылялись, злорадствовали. Сволочи. Враги.

      С улицы раздался крик:

      – Говно привезли!

      – О! – сказал тип, похожий на алкаша, и поднял вверх указательный палец.

      Пришла Галина Антоновна.

      – Ну, что, готовьтесь потихоньку. Навоз выгрузили. Сейчас начинаем.

      Наташа вышла из автобуса последней.

      – Вы гарантируете, что стрелять больше не будут?

      – Да не будут, не будут. С одного дубля сняли нормально. К тому же патронов нет. Бюджета, если честно, хватило на один расстрел. Сейчас закопают вас слегка, и поедем переодеваться.

      – Скажите, а вот зачем навоз? Только и слышу: навоз, навоз.

      – Ну, как. Вас будут в навоз закапывать.

      – Что?!

      – Мамочка, что такое навоз? – спросила Ирочка.

      – Вы сейчас шутите?

      – Нет. Это Андрей Адольфович придумал.

      – Адольфович?

      – Да, Панкрашов наш, в смысле. Для него это какая-то важная метафора. Я, правда, не очень поняла, но не суть. Он – умный. Я – дура.

      – Это же просто безумие и издевательство, – прошептала Наташа.

      – Вовсе нет. Идём, Наташ, быстро снимемся и отдыхать.

      – Да-да, идите, я догоню, сейчас.

      Наташа дождалась, пока Галина Антоновна отойдёт подальше, обошла автобус и прижалась к нему спиной. До опушки леса было метров тридцать. Двигаясь вдоль просёлочной дороги, километров через пять, кажется, можно выйти к шоссе. Какая-нибудь машина наверняка их подберёт.

      – Иришенька, солнышко, сейчас ни звука!

      – А я молчу, – ответила Ирочка.

      – Умница.

      Наташа побежала к лесу, остро чувствуя, какая у неё беззащитная спина. Одного выстрела хватит, чтобы перебить эту спину. Ирочка на руках подпрыгивала