Фашисты. Кирилл Рябов

скрестив руки на груди, стояла на краю.

      – Строимся, строимся, – командовала она. – Ты, носатенький, встань сзади. Бабулька, ну-ка, иди сюда. Да не наверх, просто на передний план. Подальше, подальше…

      «Скорей бы расстреляли уже», – подумала Наташа. От тесноты и холода ноги болели так, что хотелось скулить.

      Пришёл Кузин, посмотрел сверху вниз и скривился.

      – А почему ребёнок в куртке? С ума сошли?

      – Ой, точно, Наташ, давай сюда куртку.

      Наташа никак не могла выбраться. Грязь была скользкая, как гололёд. Ирочка весила, наверное, килограмм сто. Все вокруг молча ждали, когда она справится. Ей хотелось крикнуть что-нибудь обидное, даже оскорбительное этим людям, уставившимся на неё, но она стеснялась. Наконец, Кузин спустился на несколько шагов и протянул какую-то грязную палку. Наташа вцепилась в неё и потянула на себя.

      – Нет-нет, отпусти! – заорал Кузин. Он стал медленно съезжать вниз. – Куртку на неё повесь.

      Ирочка съёжилась и тихонько заплакала. Наташа расстегнула телогрейку, прижала к себе дочь и немножко прикрыла полами.

      – Ребёнок плачет, – сказала Галина Антоновна.

      Кузин выбрался из ямы, достал рацию и поднёс к губам:

      – Андрей, ребёнок плачет.

      – Да хуй с ней, пусть плачет, – ответила рация голосом Панкрашова. – Пусть сильнее плачет. Их же сейчас расстреливать будут.

      – А можно, чтобы девочка ваша сильнее плакала? – спросил Кузин, лапая грязными руками Ирочкину розовую куртку. – Может, ущипнёте её?

      Наташа молча посмотрела на него и поцеловала Ирочку за ушком.

      – Или скажите, что в детдом её завтра сдадите, – пошутил один из фашистов.

      Остальные дружно заржали.

      «Гады!» – подумала Наташа.

      – Мамочка, мне страшно и холодно, пойдём домой, – сказала Ирочка.

      – Сейчас пойдём, миленькая.

      «Расстреляют, и пойдём».

      – Внимание, – сказала Галина Антоновна. – В камеру не смотрим, стоим ровно. И не зеваем! По команде «начали» – «выстрел». Массовка всё поняла? Стрельба, и сразу падаете.

      На краю ямы выстроились фашисты с винтовками. У одного в руках был ручной пулемёт. Из-за их спин плавно взмыл вверх оператор, сидящий на стреле крана. Ирочка, увидев такое чудо, перестала плакать. Тощая девушка в широких джинсах щёлкнула хлопушкой и протараторила:

      – Фашисты, четырнадцать, один.

      – Начали! Выстрел!

      На их головы обрушился разрывающий уши грохот, огонь, дым и удушающая вонь сгоревшего пороха. Перед глазами у Наташи всё перевернулось с ног на голову. Она рухнула в грязь от ужаса и шока, забыв про сценарий, про то, где находится, даже про Ирочку. Фашисты продолжали палить в лежащие тела. Но звуки выстрелов были едва слышны. Потом издалека донёс ся голос:

      – Стоп! Снято!

      Массовка зашевелилась. Люди оживали и поднимались из грязи. Наташа открыла глаза и увидела перекошенное от страха лицо дочери. Ирочку мелко трясло. Выглядело так, будто она подавилась. Казалось, вот-вот закатит глаза и перестанет дышать. Надо было что-то срочно сделать. И Наташа дала ей лёгкую,