Записки времён последней тирании. Роман. Екатерина Блынская

то разные, наверное… – Платон отхлебнул остывший кофе.– У нас красивый вид из окна…

      – Чего? – не поняла Цезия Третья.

      – Говорю, красиво весной. Я бы хотел умереть весной. Смотри, как красиво! Вроде зима уже позади, земля отмёрзла. Всё цветёт… Дальше и смотреть не на что.

      Цезия обернулась.

      – Ну, а с премьерой, что?

      – Что… что… Репетируем. К сентябрю осилим. Новый сезон… Спектакль будет бомба.

      – И ты что? Там реально будут вашу Кузю убивать?

      – По пьесе да… Но мы ещё думаем, как это будет. Вообще она не хочет трупиком прикидываться. Ты же знаешь… Она просила вырезать место, где её закалывают и переписать заново.

      – И что? Анжелка не может переписать? Она же талант. Ты читал ее «Записки последней тирании»? Мне понравилось. Правда, я ни хрена не поняла много слов. Но она же завлит… Ей нормально быть умной. Ты читал, нет?

      – Ты не задавай мне тупых вопросов. Естественно, я читал! А кофе остыл и превратился в « оно»

      Платон потянулся к сигаретам.

      – А… а… ты чего, сиги мои скурила?

      – Тебе всё равно уходить. Скурила… Я просто против, что ты все время играешь каких – то упырей. У меня вообще предубеждения по этому поводу, ну, ты знаешь… И вообще, Нерона должен играть ты. Только ты. Т ы даже внешне на него похож!

      – Тихо! – сказал Платон и замер над пустой пачкой сигарет.– Это не мне решать. Да, я бы так сыграл… что… Но не знаю. Пока не знаю. Погоди ты… Это что за звуки…

      – Чё?

      – Что за вой?

      – Это из двести шестой инсулы. Это младшая соседка поёт.

      – Чего? Она поёт? Она «призрака оперы» поёт. Вот смех!

      – Смех… а ты не знал, что она поёт, когда все на работу уходят?

      – Маньячка.

      – А как они Меладзе по выходным врубают, это нормально?

      Платон кинул пачку на стол.

      – Ты… пленница гнезда Октавиана, лети в ту бездну, из которой мне не выбраться с рожденья.

      Цезия Третья выключила воду и медленно склоняясь и выпрямляя жирное, короткое тело стала составлять тарелки в посудомоечную машину.

      – Ты псих, тебе лечиться надо.– сказала она, гоняя во рту косточку от оливки.

      Цезия Третья любила средиземноморскую кухню.

      Платон вздохнул, проехав стулом по кухонной плитке, встал и ушёл в душ. Там она хотя бы, не лезла к нему.

      …

      Кузя, решив поставить спектакль об Агриппине Младшей и её отношениях с Нероном не учла самого главного.

      Искусство это провидение. И то, что подвластно сделать ему, иногда сам человек не осознаёт.

      Как ничтожество сможет вынести тяжесть величия? Тем и страшно ничтожество, дошедшее до самого края возможного величия, до самого пика его.

      У Кузи не было детей, все её дети – актёры вынужденно терпели сомнительную радость этого ложного родительства.

      Но никуда не могли бежать.

      И она скучала дома.

      В конце