Как бы волшебная сказка. Грэм Джойс

крыс. Похвалила Зои за умение одеваться со вкусом, а когда Эмбер никак не могла застегнуть пуговицы нового халата, подаренного бабушкой, опустилась на колени и застегнула их.

      Хотя детям Тара казалась чем-то вроде единорога, она с легкостью очаровала их. Питер заметил, как непринужденно у нее это получилось. Он вспомнил, что так происходило всегда. Хотя не кто иной, как он сам и родители – плюс Ричи изредка, – видали ее в настроении, порой контрастирующем с этим легким талантом. Да, но и на солнце есть пятна, хотелось ему сказать всем.

      И еще она дочиста отмылась. Он не знал, сколько времени она пробыла в ванной, но она выглядела как очищенная креветка. От грязи не осталось и следа. Волосы приобрели прежнюю волнистость и каштановый блеск, так что все любовались, когда она встряхивала ими, как пони гривой. Даже под ногтями не осталось черноты. Она совсем не пользовалась косметикой, и лицо ее было безупречно.

      Она выглядела очень хорошо и вполне здоровой, хотя и немного усталой. Вот только Питер знал, что лишь сумасшедший сбегает из дому, слова не сказав, а потом появляется на пороге спустя два десятка лет.

      Женевьева вскочила со стула:

      – Я испекла кекс, сейчас принесу.

      – Я помогу, – сказала Тара.

      Питер увидел возможность поговорить:

      – Я с вами.

      Тара мягко толкнула его обратно на стул:

      – Оставайся тут, старший брат. Я хочу принести тебе кекс.

      Он не знал, стоит ли настаивать. Взгляд Женевьевы сказал ему, чтобы он не сопротивлялся.

      – Он теперь ненавидит меня, – сказала Тара, когда Женевьева принялась разрезать большим ножом шоколадный кекс.

      – Он сбит с толку, обижен, зол, озадачен, ничего не понимает, а главное, ему сказали, чтобы он не задавал тебе никаких вопросов. Но знаю, он по-прежнему любит тебя.

      – Откуда ты это знаешь?

      Женевьева слизнула крошку с большого пальца и ответила:

      – Если бы не любил, так бы не переживал.

      – Я знала, что он найдет себе не только красавицу, но еще и умницу.

      Женевьева подошла к Таре:

      – Ты очень любезна. Думаю, пора тебе быть не только очаровательной, но и откровенной.

      – Ты права. Совершенно права. Я все расскажу и буду откровенна. Как раз сейчас я пытаюсь понять, как объяснить ему, что произошло. Это не так просто, как ты думаешь. Во-первых, когда я расскажу ему правду, он мне не поверит и возненавидит еще больше, чем сейчас. Даже будет презирать.

      – Я знаю его и знаю, что презирать он не будет, о чем бы ты ни рассказала.

      – Нет, будет. И ты тоже. Хотя ты можешь оказаться главной моей надеждой. Это, конечно, не то, что я могу рассказать маме с папой. Больше того, я бы вообще не стала никому рассказывать, ни единой душе, кроме некоторых людей, которым стоит рассказать, не важно, поверят они или нет.

      – Тара, не имею ни малейшего понятия, о чем ты.

      – Знаешь его друга Ричи?

      – Никогда не видала его. Питер говорил, они раздружились